И сейчас он умирал. Безысходно уходил из этого мира. Полные горя глаза снова подняли взор, чтобы увидеть прекрасное творение жизни – многовековой дуб – символ единства и неделимости, гармонии и идеального баланса всех составляющих, идеальный монумент вечности и бесконечной стойкости всего существующего.
Там, возле дуба, он увидел чудо – два маленьких призрака, два бестелесных духа. Два микрокосмоса, «истинные я», проявления души, заключённые в тонкие энергетические материи, весьма зыбкие «тела». Лицо байкера приняло изумлённый вид, зрачки расширились, сердце забилось в бешенном рваном ритме, грозя вот-вот вырваться из груди. Банкир был прав, когда говорил о душах детей, о «бестелесном опыте» и левитации сознания. Конечно, бесу не нужны были тела, тела – лишь плоть. Банкира интересовали две юные души, они были ему необычайно важны, крайне необходимы в его коварных планах.
Байкер уже никак не мог к ним приблизиться. Он был практически при смерти. Всё, на что его хватило, это движение руки. Паладин вытянул её максимально, как только мог, пытаясь дотянуться то призрачных образов, которые молчаливо и беспристрастно охранял древесный великан под своими массивно раскинувшимися ветвями. Байкер напряг и растопырил пальцы, концентрируя усилия на кисти руки, устремившейся вперёд, потом плавно перевёл фокус зрения на души детей… Всё стало размытым, словно изображение утратило резкость и чёткость… Паладин отключился, потеряв сознание.
…
В мутном окружении байкеру предстали знакомые ботинки. Как будто он видел их раньше и даже знал, кому они принадлежат. Кто-то подходил к нему ближе и ближе, хлюпая грязью под ногами. Какая старая и странная обувь, ботинки с брюками. Ну, кто так носит? Под брюки нужно же туфли. Я умер? Нет… Пока нет… Но вот-вот умру. Уже очень скоро. Всё. Это конец.
Человек в дурацких старых ботинках и брюках со стрелками подошёл совсем близко к телу байкера, лежащему без чувств, присел на корточки возле него и положил руку на голову умирающего паладина. Положил бережно и мягко.
Байкер услышал сквозь обморочную пелену чей-то голос, или ему только показалось, что он что-то услышал, так как мрак постепенно заполнял его разум и глубины сознания. Всё стало в дымке. Паладин почувствовал, как проваливается в плотный туман, всё больше погружаясь в небытие, а его уход сопровождают слова, доносящиеся из ниоткуда:
– Ты всё правильно сделал. Не волнуйся. Не бойся. Теперь всё хорошо. Ты – молодец. Не волнуйся. Прошу, не покидай меня. Останься здесь со мной. Искренне молю. Взываю, услышь. Не покидай этот мир, прошу, останься со мной… Во имя царства света… Заклинаю… Подниматься… Миры… Останься… Освободить… Астральн… Уровень человече… Бессмертное… Тело… Сознание… Жизнь… Цикл… Между смертью и рождение… Жду рождением и смерть… Реальность… Смерти нет… Предела нет.
Шум и боль в голове ясно дали понять, что фаза сна проходит вместе с тем, как приходит чувство реальности. Надо сказать, паршивая какая-то реальность. Паршивая, рутинная, реальность. Не выспался… Лёг поздно, вот и не выспался. Даже материться на себя не хочется. Ещё этот странный сон про драку на поляне. Устал. Изо дня в день одно и то же. Утром, когда разбит, как Икар, зарекаешься лечь пораньше, выспаться, отдохнуть. Клянёшься. А вечером… Да, какой там… Уже глубокой ночью, перед тем, как спать остаётся четыре – пять часов, проклинаешь всё вокруг, себя же – в первую очередь.
Сон был, правда, странный. Не дурацкий, нет… Даже интересный, прикольный такой сон. Нужно поменьше бои без правил смотреть на ночь, наверное. Кто там, кстати, победил? То ли банкир манерный на деловых понтах, то ли… Нееет, кажется, брутальный отщепенец… Байкер… Или они оба умерли в итоге… Ааа, какая разница.
Телевизор сработал, как будильник, включившись в назначенное время на привычном музыкальном канале. Уж, лучше просыпаться под звуки музыки, какая бы она не была. Ведь мысль, что это – музыка, заставляла думать о себе, как о человеке с высокими культурными ценностями. Хотя музыкой «это» назвать было весьма трудно. То, что играло на попсовом канале, по сути и было самой пошлой на свете попсой. Грудастая «певица» с длинными тёмными волосами стояла вся мокрая под проливным дождём и открывала рот под фонограмму. Песня тут, конечно, не главное, гораздо важнее сам образ сексуальной красотки, которая так страдает о чём-то, выставляя напоказ свои соски, сжавшиеся от холода, и выпирающие из-под платья. Платье, кстати, тоже не отличается изяществом, скорее, оно вульгарное, а теперь ещё и мокрое от воды из шланга, с которого её поливали по задумке режиссёра клипа, имитируя дождь. Тут всё имитировалось: эмоции, песня, талант, картинка, смысл. Круто, короче. Сиськи, платье в стиле «минимализма», смазливая мордочка, если можно применить такое словосочетание к женщине под полтинник с кучей пластических операций на лице, округлые мясистые формы филейной части, стройные ноги, каблуки… Вся такая влажная, желанная, о чём-то ещё и поёт… Талантливая, значит. Людям такое должно нравиться.
Читать дальше