Михаил Бледнов: Между небом и асфальтом

Вот прикол?! Думаешь сейчас. Зато не топили морских свинок в растворе соляной кислоты и не присовокупляли с кошачьим хвостом гирлянды из консервных банок. Хотя последнее было очень даже безобидно, ну, почти. Животные, они твари безобидные, и, если творят гадости, то не со зла, неумышленно, порываясь из шкуры вон вылезти, но нагадить человеку…

А вот сам человек, этот может и вторит зло. Причем очень даже сознательно, утилитарно. И старается исполнить максимально подло, и по возможности пермоментно. Но не всегда сие удается и затевается логическая, логическая для людей, конфронтация. Монтекки и Каппулети.

Весь род людской можно классифицировать на эти два рода, подвида. Это вечно будет актуально, как сам Уильям, наш, Шекспир. Екарный бабай, я ведь каждый день вставал чертовски рано, как самоотверженный засранец, лениво вковывался в одежду, особенно зимой, когда меньше всего охота покидать теплую постель. И хочется послать этот монстроподобный станок к самому дьяволу, пусть он на нем резцы курочет.

Но Леночка, я любил ее, я мог убить за эту девушку, честно.

Пил чай, заваренный еще вчера, травился конкретно и выходил на улицу. Мама выделяла мне несколько сигарет, чтобы много не курил, и я пытался их растянуть на смену, но хватало почему-то до первого перекура. В цеховой курилке я добивал последнюю, под сопровождение медицинских семейных баек, приправленных многоэтажным отборным матом, как будто профсоюз снабжал этих заводских снобов специальными брошюрами по изучению и применению на рабочем месте профессионального мата. Причем по классификациям. Токарь, к примеру, ботал матом не много солиднее, чем, скажем, слесарь-наладчик станков с числовым и программным управлением. Профессиональные словечки – фишка, то и дело выскакивали из их натруженных голов. Слушать было тошно, и я, попросив у кого-нибудь сигаретку, т.к. мои кончились, уединялся сам с собой.

Оставшись наедине с мыслями, я рассуждал, и оттого мне становилось жутко. Конечно, все эти матершинники-работяги, ну, львиная их доля, во всяком случае, при ближайшем разглядывании окажутся непременно мировыми парнями семьянинами. Утром подъем. Эта мерзопакостная принудиловка работа, вечная проходная с толстой контролершей, пыльный цех, цейтнот и план. Вечером сто грамм, и еле ласты до дома доволок. И так каждый день. Нет, это не для меня, так запросто можно деградировать. Им-то уже ровно, они поколение ортодоксов. Не умеешь найти применение своей серой массе в голове, носи ярмо, и, вступив в стадо, маслай на станке с табличкой-лозунгом: «Кончил, – оботри станок». У них менталитет такой, их не переделать, да и кто-то же должен заниматься и этим. С ними даже пообщаться не о чем, разве что обсудить маркировку стали того или иного резца. Черт знает, что творится у них в мозговых магистралях. Я не хотел стать таким.

На первую свою зарплату, в общем, слезы, я прикупил Ленке красные парусинки, букет роз и повел на какой-то реальный концерт. Мне было приятно прижимать ее к себе и целоваться с нею. К тому времени мы были уже близки.

Вспоминаю свой первый по настоящему взрослый поцелуй. Это было нечто. Мы так же были с Леночкой на концерте. Унылая пошлятина, надо отметить. И я поцеловал ее прямо в партере. Я боялся, что она отвергнет меня, но она ответила взаимностью. Боже, как это прекрасно, сладко, тепло губам, и легко кружится голова, особенно классно, если при этом закрываешь глаза. Улет! После этого мы с ней словно с цепи сорвались, как будто с нас вековые табу сняли. Мы гоняли слюни на каждом шагу. Верите, – нет, но дома могли без остановки заниматься этим по 30—40 минут. Однажды целый час, после этого губы здорово опухли, но нам было хорошо. Мы даже специально спорили, кто первый прервется, тот и проиграл, но никто не хотел сдаваться, так что прерывались обоюдно, когда кто-то звал из родных, или звонил телефон.

Как я любил ее. Пишу, а у самого горла колючий комок. Я, конечно, хвастал перед ней, что до нее у меня были девушки, но вы-то понимаете, что это бравада, эпатаж.

Помню, как ломал ее. Чего мне стоило уговорить, но мы решили никогда не расставаться, и пусть только смерть разлучила бы нас, и по сему она уступила. Ей было шестнадцать, мне… да чуть побольше. Нет, вы не подумайте, я не второгодник. Старше месяцев на шесть. Снова, читатель, я перешел на «вы», волнуюсь ужасно. Самое смешное, что я не знал, как к ней подступиться, от этого все кишки переворачивало. Нет, само собой, я был теоретически в курсе, куда и что. Но не получалось. Сначала «шляпа» ужасно дымилась, она раздвигала, но как доходила до наивысшей точки соприкосновения, ей становилось больно, и у меня падал. Я даже, чтобы не ударить в грязь лицом, удалялся в другую комнату и старался поднять свое мужское начало, медитируя и представляя различных эстрадных «лакомок». И как только он был готов, я мчался в спальную и делал очередной подход, но и он был обречен на провал. Это произошло не в первый день. Я даже после того для понту успокаивал ее и говорил, что дело в ней, но ничего страшного, попробуем завтра, только ты слишком не напрягайся, а сам думал, хоть бы это завтра не наступило никогда.