Роман Булгар - Пир во время чумы

И тут капитан изумленно моргнула. Ах, ее решили испытать, чтобы быть в ней до конца уверенной, чтоб знать, будет ли она спать с ним не только по долгу службы, но и по…

– А если бы я не согласилась? – кусая губки, спросила Оксана, мягко отталкиваясь кулачками от его широкой груди.

Хотелось ей знать, что могло ожидать ее. И Ковальчук чуть опоздал с его проверкой, раньше следовало ему ее устроить, пока приказ еще не подписали. Нашелся бы еще один рычажок для тонкого шантажа.

– Я даже не знаю, как поступил бы тогда, но вредить тебе никогда не собирался. Да, у меня была мечта заглянуть поближе в твои глаза, распустить твои тугие косы, почувствовать твое божественное тело в своих руках, попытаться вырвать из твоих нежных уст благодарный стон. Мечта осуществилась. Хорошего помаленьку. Может, поступил я и не совсем честно по отношению к тебе. Ты уж извини меня, Ксана, но желание оказалось выше моих сил. Пойми меня и прости…

– Все вы, мужики, одним миром мазаны, – она, покачав головой, хмыкнула. – Ничто вас не останавливает, пока не добьетесь цели…

Понимая, что говорит сущую ерунду, и лишь из одного желания хоть как-то, но оправдать себя, Ковальчук невнятно буркнул:

– Но я тебя, Ксана, силком не тащил.

Язвительная улыбочка пробежалась по ее раскрывшимся губам:

– Не тащили, это факт…

Оксана фыркнула. Она сама пошла в кафе, пила кофе с коньячком, потом потащилась к нему на квартиру, прыгнула в его постель.

Как всегда, пассажирский поезд №192 «Одесса – Измаил» стоял на дальней платформе. Состав небольшой, всего-то восемь вагончиков.

Поезд ночной, и в пути он проводит меньше десяти часов. Маршрут следования проходит по самым глухим местам. Отсюда и отношение к ночному рейсу. Подвижной состав был не самый новый, не раз и не два прошедший через капремонт. Многие вагоны следовало отправить на списание в предыдущем десятилетии. И бригада проводников набрана из тех, кого по какой-то причине давно не ставят на дальние рейсы.

Вот потому-то, в свете выше обозначенного, и стоял этот поезд на самой дальней платформе. Пока пассажиры доберутся до нее.

Подполковник Малахов мягко открыл дверь во второе купе, втащил тяжело нагруженную сумку, закинул в багажное отделение под своей нижней полкой. Он опустил лавку, покрытую облезлым дерматином без всякого следа присутствия под ним поролона. Неспешно снял с себя куртку. Повесил на крючок. Посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось всего шесть минут, и он надеялся на то, что поедет один, без попутчиков, шумных и надоедливых до зевотной тошноты.

И билет-то себе в купе он взял намеренно, хоть и кусаче дороговато выходило для него. Но в плацкартном вагоне едут на головах друг у друга. Пронырливые проводницы умудряются набить свои вагоны. Там не то что повернуться, но и дышать негде. Пользуясь тем, что рейс ночной, проходит вдалеке от оживленной трассы – один-единственный за сутки – эти, ну, натуральные хищницы с железной дороги сполна компенсируют все свои потери в зарплате за счет «левых» пассажиров.

А вот купейные вагоны, как правило, следуют полупустыми. По одному или по два пассажира в купе, а то и вовсе без оных.

Хрипя, металлический голос по радио объявил об отправлении. В мутновато-грязном окошке медленно поплыл перрон, и только тогда пассажир с облегчением вздохнул.

Ему повезло. Усталость и полное равнодушие ко всему остальному разлились по его расслабившемуся лицу, сбросившему маску…

Добежавшая до вагона, вся запыхавшаяся, Сана поставила сапожок на первую ступеньку, когда хмурая проводница собиралась отпустить откидную подножку, чтобы сразу же закрыть дверь, зайти в теплое купе и там отогреться. Пронизывающий до костей жгучий ветерок выдул все остатки живого тепла. Ее легкое демисезонное форменное пальтишко без подстежки в ужасно мерзкую погоду ничуть не спасало.

– Милочка, вы бы сюда чуть позже, через парочку минут подошли, – язвительно проворчала хозяйка вагона. – То-то бы я вам ручкой своей помахала бы с этой стороны двери. Посадка на ходу строго запрещена.

– Вы меня, пожалуйста, извините, – капитан Полищук растянула губы в примирительной улыбочке.

Ужасть как не хотелось ей ссориться с молодящейся дамочкой с грубо раскрашенным лицом. Характерные мимические складки вокруг рта говорили о желчности и склочности характера хозяйки вагона.

– Билет в самую последнюю минуту дали. Говорят, мест нету…

– Не знаю я, милочка, что и кто, и где вам говорил, – проводница с безразличным видом пожала плечами, толкуя, что энто безобразие ее не касается, когда в кассе мест нет, а вагоны идут полупустыми.