Вероника Батхан - Сказки о потаенных дверцах. Городская мистика

– А тебе, Костя, этот клоун тоже предлагал деньги? – настороженно спросил тренер.

– Не, Николай Иваныч, я ж за сто кило тяну, а в ём и семидесяти не будет, – ответил розовощекий Костя, явно гордясь.

– В Шалашкине тоже сто было – и взял, – буркнул смуглый парнишка с верхней полки. – Я ещё когда говорил – берет, змей бесстыжий, а долю судье отстегивает…

Коротким взглядом тренер прервал щекотливую тему:

– Станешь судьёй, тогда и будешь других судить. А пока молод ещё болтать.

– Полюбасу ничего больше не возьмет тот Шалашкин, – встрял в разговор ещё один смуглый, узкоглазый борец с грузным торсом восточного пехлевана. – Доигрался он в Мончегорске, на «Белом медведе». Слил бой, шел по улице злющий, сцепился с местными гопами. Одному руку выдернул, другого башкой об асфальт уложил – и готово превышение обороны. Скучает теперь на нарах.

– Помню я того клоуна, – угрюмо пробормотал Санек. – Всю жизнь буду помнить. Он Данилу Щуренка порвал. Мы с Данилой дружили, даром, что тот за Львов выступал. Дело было на Киевском чемпионате в две тыщи восьмом ещё. Я тогда первый раз на взрослый ковер вышел. И в раздевалке ко мне Даня подходит, смеется – мол, прицепился какой-то богатый чудик, три штуки баксов сулил, чтобы под него лег. Я, – говорит, – сперва отшучивался, потом послал подальше. Тот взбеленился, глаза бешеные стали – ну, я его и поприжал малех. Мы посмеялись, а потом этот гад против Даньки на ковер встал. Минуты не прошло – свалил его болевым. Данька руку поднял, что сдается – а гад его жах и плечо из сустава напрочь. Врачи год бились, не починили.

– Я тоже слыхал, – свесился с полки парнишка. – Клоун этот к армянину подкатывал… как его бишь?

– Сароян? Петросян? – спросил тренер.

– Петросян. Смешной такой, всегда с крестом на шее выходил драться. Говорили, чемпионом Украины станет. И тут проиграл бой бог весть какому ботану – болтали, тот взятку дал, чтобы не в свой вес пойти, а выше, и армянину тоже деньги совал зазря. А вышел на ковер – отмутузил громилу Петросяна, как пацана из Жмеринки. Все ахнули, судью потом коньяком отпаивали. А Петросян из самбо ушел. В семинарию вроде подался, а сперва вообще в монастырь хотел.

– Теперь понял? – тренер тронул за плечо хмурого Илью. – Понял, олух царя небесного, почему я тебя с соревнования снял?

– Нет, – отстранился Илья, по-детски дрогнув обиженным ртом. – Не понял, и понимать не хочу.

Мосластые кулаки тренера сжались, казалось, он вот-вот шарахнет по столику – нет. Медленно взял воды, глотнул, поставил на место маленькую бутылочку, тщательно прикрутил крышку.

– А ты все же попробуй понять, дружок – чай не боксёр, чтобы в голову есть. Коломийца Петра, донецкого мастера, помнишь?

Понурый Илья кивнул. Тренер продолжил:

– Коломиец – взял деньги, овдовел, спился. Иванов Юрка – взял, под машину попал. Шабанов – не взял, проиграл бой, покалечил колено. Олег Липинский – чемпион Харькова, богатырь – проиграл, получил гематому в мозгу, умер. Он у меня учился, Олег, ещё мальчишкой. Я за этим клоуном давно следил, да все никак он мне под руку не попадался. Так что скажи богу спасибо, что ты ко мне сразу пришел. И я скажу, а как доедем – в Лавру схожу.

– Это к нему «скорая» приезжала, Николай Иваныч? – догадался Илья.

– Нет, – поморщился тренер. – Ко мне. Ему врач как мертвому припарки… Да что вы, как маленькие?

На лицах спортсменов проступила одна и та же громкая мысль. Но тренер от неё отмахнулся.

– Не убивал я клоуна. Он сам умер. По правилам. Знаете, что говорят японцы?

– Что именно? – осторожно спросил молчавший до сих пор Гриня.

– Что учитель в ответе за своих учеников. Я клоуна поутру ещё в клубе приметил – щуплый, рыжий, волосы до плеч, глаза яркие-яркие, зрачки широкие, взгляд плывет. Подумал ещё – наркоман. А потом Илья подошел и пальцем ткнул – вот, мол, покупает победу неопознанный гражданин. Ну, я дождался, пока отборочный тур прошел, подобрался к нему в коридоре – и вызвал. Раз, мол, мой ученик, нынче не готов к бою, так, простите великодушно, я за него. Рыжий аж побелел. А я ему улыбаюсь – вопросы? Нет вопросов, по правилам, говорит, биться будем. Условились на девять вечера, благо ключи от зала достать невелика проблема. Посудить я с Кондратьевым Михал Юричем договорился – он калач тертый и приятельствуем мы давно. Пообедать сходил, вас, дураков, проведать, размялся, попрыгал – и никак вникнуть не мог, что не так. Понял, только когда мы с клоуном на ковер вышли. От живого человека всегда пахнет. Табаком, потом, одеждой, одеколоном каким ни есть. Бывает, куртка за день так пропитается, что хоть соль соскребай и разит от неё за версту, и стирка не помогает. А от клоуна вообще ничем не пахло.