Лия Колотовкина
Летел над землею всадник
И началась война, то есть свершилось
противное человеческому разуму и
всей человеческой природе событие…
Л. Н. Толстой
Летел над землею всадник…
Начинался прекрасный воскресный день. Было начало сенокоса. А это время в деревне всегда праздник. С вечера во дворе все приготавливалось к тяжелой, но веселой работе. Отец отбивал косы, мать готовила одежду: на сенокос было принято идти в чистых белых рубахах и белых платках. Сестра готовила еду: весь день семья будет в поле. Брали даже самых маленьких детей: оставлять дома не с кем.
Настроение у меня было просто великолепное. Я первый раз пойду со взрослыми на сенокос. Конечно, помощи от меня, шестилетней, никакой, но все же буду чем-нибудь заниматься.
На поле косцы выстроились в ряд. Вся деревня на лугу. Взвизгнули разом косы – легла первая трава. Трава в этом году наросла добрая, радостно косить. Весело в небе звенят птицы, покой, счастье, мир кругом…
Я вышла на берег реки: красиво кругом, земля родная лежит как на ладони. Вдруг вижу: вдалеке летит над землею всадник, казалось, конь не достает до земли, так и несется по воздуху. Сердце мое сжалось от предчувствия: случилось что-то.
Заметили всадника и на лугу, побросали косы, побежали к нему навстречу. Еще не доскакав до людей, кричит издали всадник: «Война! Война!» На мгновение замерло все, казалось, даже птицы умолкли. Тишина повисла над лугом. И вдруг голос женский звонкий: «Господи, беда! Война!» И полетел над землей протяжный крик. Молчали, потупившись, мужики, выли бабы, кричали дети. Солнце померкло в тот день для нас.
И по сей день я отчетливо вижу всех, кто был тогда на этом лугу. Этот день грубой кровавой чертой разделил нас на живых и мертвых. Последний раз все были вместе: жены с мужьями, дети с отцами, матери с сыновьями.
На утро деревня уже провожала своих первых воинов. За ночь посерели у людей лица, почернели глаза. Ушел из жизни смех, и померкло веселье. На долгих четыре года поселилось в деревне горе, загуляла по избам смерть.
Я часто думаю: «кто мы? Дети войны или работники тыла?»
Конечно, мы были дети, но детьми мы были только по возрасту. Во всем же остальном мы были, несомненно, работники. Работники в полном смысле этого слова.
Осенью сорок второго года я пошла в первый класс. Конец августа стоял удивительно теплый и сухой, на редкость для нашего Зауралья. С вечера я собрала свои немудреные принадлежности. Да и что было собственно собирать? Несколько пожелтевших газет, на которых мне предстояло написать свои первые буквы, старый потрепанный букварь, что достался мне от старших братьев и сестер, чернильное перо, все это поместилось в старую холщовую сумку. Но для меня это было настоящее богатство, у многих детей не было и этого.
С вечера мама подала мне домотканое холщовое платье (сама ночами она соткала холст и сшила его), дала две картофельные лепешки, перекрестила и сказала: «Это тебе на завтра в школу. Иди, Лия, учись». Утром никто меня не провожал, не одевал и не говорил напутственных слов: отец с матерью, старшие братья и сестра уже были на работе. Шла страда, убирали хлеб – это было куда важнее. Поэтому меня нисколько не смутило и не расстроило то, что в этот день я совершенно одна иду в школу. Все казалось мне в этот день удивительным: солнце светило по – особенному, воздух на улице был свежим и бодрящим, даже собаки на улице, казалось, дружественно и празднично виляли мне хвостом.
На улице встретил нас первый мой учитель Стрекаловских Петр Семенович, поздравил, обнял каждого, тепло, улыбнулся. Первый урок пролетел незаметно, да и все последующие тоже. В конце занятий учитель объявил: «Вы все сегодня очень хорошо потрудились, но на сегодня наша работа еще не окончена. Прошу вас, пойдемте со мной». В конце коридора мы увидели большой сколоченный из досок стол, на нем было насыпано зерно. Учитель объяснил нам, что мы должны помочь взрослым, нужно отбирать зерно от сорняков. И мы по одному зернышку перебирали зерно, складывали его в кучки, а учитель сгребал его в мешки. Каждый день после уроков ученики начальных классов собирались в коридоре и до темноты перебирали зерно. Это была наша помощь фронту, нашим братьям и отцам. И ничего, что замерзали руки и не слушались пальцы, что к концу дня начинала кружиться голова от постоянного напряжения: нужно было при свете керосиновой лампы вглядываться в кучку зерна, чтобы не пропустить сорняки. Каждый из нас жил только одной мыслью: «Все для фронта, все для победы!»
Читать дальше