Салават Вахитов - «Страсти по Борхесу» и другие истории. Современная проза

* * *

Пока мы «пахали» в жаркой душной столовой – подметали, накрывали на столы, расставляя посуду, – в несказанно красочных костюмах, на каблуках, прохаживалась с задранными носами наша элита. Красавицы, что и говорить. Тыковка вырядилась Василисой Прекрасной, а может быть – Премудрой, поскольку на Прекрасную не очень тянула. Задача новоявленных артистов была несложной: встать перед дверьми столовой и загадывать хитрые загадки пришедшим на обед отрядам, пропуская к столам только тех, кто даст верные ответы. Какой умник придумал такое сногсшибательное развлечение, можно только догадываться, но представьте: перед столовой выстраивается толпа голодных людей, на столах стынет обед, а никого не пускают. И вот стоит наша красавица Тыквочка перед честным народом и загадки загадывает:

– Сидит девица в тёмной темнице, а коса на улице. Отгадайте, что это?

– Это Людмилу Петровну в вожатской заперли, – зло ёрничает голодный люд, толкаясь в дверях.

Тыковка пытается контролировать ситуацию и загадывает что попроще:

– Сто одёжек и все без застёжек. А это что?

– Гардероб стриптизёрши, что ли? – Атмосфера накаляется, и в выражениях никто не стесняется.

Тыковка растеряна, не знает, что делать, а вожатой рядом нет, чтобы помочь.

– Ребята, отгадайте, кто я? – заискивающим голосом Тыковка просит поддержать её игру.

– Баба Яга! – дружно, в один голос вопят ребята, отталкивают её в сторону и звонкими ручейками просачиваются в столовую. И мы, все, которым не суждено было покрасоваться в сказочных нарядах, чувствуем себя отомщенными.

Но некогда радоваться мелочам жизни, в ворвавшейся толпе мы ищем предмет наших страданий и активно вращаем головами во все стороны. А вот и он – Oh, you could find better things to do than to break my heart again! А что? В общем-то, неплох кавалер. Жаль, что он сам об этом не догадывается. Сейчас тебе всё откроется, счастливчик!

– Как ты думаешь, Эдита, может, пора? – спрашиваю.

– Вот сейчас в самый раз, – отвечает та, откидывая со лба слипшиеся от жары чёрные волосы, – пока он не подсел к друзьям, надо перехватывать.

Эдита делает условный знак Асе, Ася – впервые без наушников и даже матери не звонит, дело-то ответственное, – передаёт эстафету Алсу, Алсушка словно ненароком подталкивает Адель в спину. Ещё и ещё раз – сильнее. с укором смотрим на Адельку, у той, похоже, творческий шок.

– Девчонки, я боюсь, – выдавливает она, – вдруг не возьмёт и надо мной посмеётся.

– Не ссы! – шипим на неё угрожающе. – Складывай губки сердечком и вперёд к своему счастью!

Адель вздыхает и вялыми руками начинает доставать подарок. Но что это? Вероятно, валентинка намокла в жару от пота, и на наших глазах, как в замедленной съёмке, она разрывается пополам. Мы замираем в ужасе, и живописная картинка наша называется «Последний день Помпеи». Мы боимся пошевелиться и округлившимися глазами смотрим на Адельку. Её длинные, густо намазанные тушью ресницы хлопают, как у куклы, хлопают и хлопают, появляющиеся из-под них зрачки неподвижны, и нам становится страшно. «Сейчас она заплачет», – думаю я. Нет, она не заплакала – заревела в рёв, о май гя-ад, на глазах у принца своей мечты. Наверное, так выли сирены над блокадным Ленинградом. Тушь вмиг чёрными молниями пропахала-обезобразила бледное лицо Адель, и напомнила мне она чёрно-белого Элиса Купера, стоящего на сцене в мелькающих лучах юпитеров. Пока мы тормозили, сбежались девчонки из нашего отряда, и увели Адельку в палату, и принялись успокаивать кто как может.

Можно ли успокоить человека, когда у него трагедия? Когда некуда больше жить? Когда отчаяние охватывает, и держит мёртвой хваткой, не давая пошевелиться, и душит… Я теперь точно знаю, что можно. Мальчишки наши, которых мы и за людей-то раньше не считали, сделали это. А было так. Поначалу они, как любопытные твари, заглядывали в нашу палату, но мы их отгоняли. А потом у Адельки пошла кровь из носа. И мы запаниковали. Йоршик первым пробился в палату с мокрым платком, уложил Адель в постель носом кверху и давай оттирать кровь, прям медбрат, трогательно так.

– Кровь – это не страшно, – сказал он. – Не надо бояться.

– Лёра, – позвал он Валеру Васильева, длинноволосого прыщавого парня, – ну-ка, дай мне по носу.

А Лёра с виду – прирождённый дантист, попадёт по зубам – не соберёшь. Он даже не удивился неожиданной просьбе, по-китайски сузил глаза и резким выпадом – привычное дело – нанёс короткий удар. Кровь из разбитого носа потекла на пол. Девчонки отскочили в стороны и молча вытаращились на придурков – не каждый день творческий шок настигает дважды в течение часа. Лёра, довольный произведённым эффектом, попросил: