Арина Ломтева - Женщина по имени Москва

Ещё когда умерла мама, но была жива бабушка, Москва поступила в Московский государственный университет. Через пять лет она окончила его с красным дипломом и пришла работать в «Банк Москвы». Всем этим Москва очень гордилась и частенько рассказывала об этом своей дочурке. Наташка обожала мамочку. Она считала её умницей, красавицей, самой замечательной мамочкой на свете и страшно гордилась тем, что была на неё похожа. Москву тоже радовал тот факт, что Наташка была в неё как красивыми правильными чертами лица, так и ярко-зелёным цветом глазок и роскошными тёмными волосами. Ей не хотелось бы, чтобы о мужчине, который её предал, напоминала даже внешность любимой дочки. А как мерзко он поступил, через третьи уши узнав, что у Москвы будет ребёнок… Обругал её всякими непристойными словами и поклялся, что не даст на алименты ни копейки, хотя сама Москва даже словом о них не обмолвилась – не хотела унижаться, выклянчивая крохи. Москве не впервой было сталкиваться с предательством, но от такого удара ножом в спину она не могла прийти в себя очень долго. На почве стресса у неё едва не случился выкидыш. В другой раз, будучи на седьмом месяце беременности, она по рассеянности оступилась и упала, получив сильное сотрясение мозга. Тогда у Москвы была настоящая истерика. Ей казалось, что на неё наслали порчу, чтобы она потеряла ребёнка и умерла сама. Москва, как и все беременные женщины, была очень суеверна и безумно боялась сглаза, порчи и прочей нечисти. К тому же, по некоторым сведениям, она узнала, что у неё есть соперница, которая ненавидит её лютой ненавистью и проклинает как её, Москву, так и её ещё не родившегося ребёнка… Если бы не близкие подруги, Москва стала бы верным и преданным клиентом психиатров. Не к чести последних будет сказано, многие из них ограничивают свою помощь душевнобольным людям лошадиными порциями психотропных препаратов и постоянными внушениями, что они – ненормальные и их место в психбольнице…

Девочка родилась маленькая, но здоровенькая. Роды проходили мучительно долго. Москва кричала диким криком. Ей казалось, её тело раздирают изнутри гигантские раскалённые ножницы. Боли были настолько чудовищны, что в какой-то момент она потеряла сознание. В тот же самый миг Москва вдруг увидела перед собой лик святой Матроны Московской. Святая сочувственно улыбалась исстрадавшейся женщине, мысленно просила её потерпеть еще совсем немножко. Спустя некоторое время пришедшая в себя Москва терялась в догадках, действительно ли к ней приходила святая Матрона, или это был всего лишь плод её воспалённого от мучительных болей мозга.

Мужчина-акушер, привыкший каждый день созерцать муки рождения новых жизней, похвалил Москву за стойкость, вытер выступившие у неё на глазах слёзы и бережно положил ей на грудь девочку. Мамочка не могла не заметить ее тёмненькие волосики, для новорожденной достаточно густые. Не ушла от маминых глаз и затерявшаяся в складочках на коротенькой шейке небольшая светлокоричневая родинка. Такая же родинка была чуть ниже шеи у самой Москвы.

Измученная и ослабленная, но счастливая, Москва тихонечко поцеловала головку своего маленького розовенького сокровища, после чего уснула глубоким сном.

Так в Москве-столице стало на одну москвичку больше, на маленькую Наташку Московскую…

Москва проснулась от того, что Наташка пыталась выползти из одеяла. Мучимая жаром, она хотела пить.

– Натусь, тебе плохо? – Спросила мама.

– Я пить хочу. А ещё мне очень жарко, – пожаловалась девочка.

– Лежи, дорогая. Я принесу тебе попить, – Москва поднялась, включила в комнате маленький ночник и пошла в кухню. У неё начало жечь в уголках глаз. Врач, которой никак не удавалось выявить причину ухудшения самочувствия девочки, настаивала на том, чтобы её положили обследоваться в больницу. Москва сопротивлялась этому, как могла. Самой ей не раз приходилось попадать в больницу, планово или срочно, и во всех случаях ей не везло с врачами. Видя, что она весьма обеспечена, деньги они сдирали с неё по полной, а лечили через пень-колоду. В онкологической больнице, где Москва лежала с подозрением на рак груди, вообще был мерзейший случай. Медсестра зашла к ней утром в палату и, увидев, что она ещё спит, швырнула ей на кровать эпикриз с заключением о том, что она абсолютно здорова, завернулась и ушла. Через час она снова зашла в палату. Видя, что Москва до сих пор спит, медсестра бесцеремонно тряхнула её за плечо и велела освободить палату в течение часа. Москву задело такое хамское отношение медперсонала, и она написала жалобу на имя заведующего отделением, которого в своё время щедро одаривала хорошими конфетами и кофе. Тот, видимо, забыл об этом, потому что посоветовал Московской заняться другими делами, нежели писать кляузы. Для Москвы его слова были, как пощёчина.