Владислав Браун - Невидимая связь. Книга 1. 1796—1890

«Савельевы! Хм, я же даже не русская ни в одном глазу! Опять, наверное, дети балуются!» – подумала Адель и села на скамейку в сквере.

Шел небольшой дождь. Париж был, как всегда, серым и тусклым. Она, коренная жительница столицы Франции, не любила свой родной город и мечтала переехать в Италию, в Рим. Там и краски, и теплая погода…

Двадцатиоднолетняя Адель пыталась думать о статье, которую нужно в скором времени сдать, но на первый план всегда выходило это странное письмо.

Вечером, заехав к своей матери, она принялась расспрашивать мать:

– Мама, а у нас есть русские корни?

Аврора, так звали мать Адель, загадочно хмыкнула, а затем неспешно ответила:

– Твоя бабушка со стороны Жана русская. Она жива до сих пор и счастливо, я надеюсь, живет в России.

Тут в голове журналистки Адель Дюпре загорелось острое желание отправиться к бабушке в Россию…

После завтрака княгиня Савельева, как давно было принято, гуляла по саду. Стоял душный день, коих в летнем Петербурге было в избытке. В такие дни Аполлинария особо сильно мечтала о зимнем морозе и холоде. Зиму она любила больше лета. От жары у нее кружилась голова, она пребывала как в тумане. Лицо было неестественно бледным, и не таким, как было модно, а устрашающим, даже, в какой-то мере, не живым. В морозный зимний день можно было укрыться в теплый плед, сесть под камином и пить горячий чай. Хотя, в зиме есть и свои минусы. Например, холодно было женщине выходить на улицу, ведь платья, которые сейчас в моде (стиль «Ампир»), более походят на ночные рубашки, какие были во времена отрочества родителей Аполлинарии.

Неспешным шагом она прошла вдоль высоких яблонь и направилась в сторону беседки из белого камня. Все поместье Алмазное было выстроено из серых камней, нагоняющих грусть и отчаяние, моментально заполняющие все сердце. Даже в такие солнечные дни, как этот, дом более походил на замок с привидениями. Выглядело это строение, будто обычный двухэтажный дом, прямой, без всяких изысков, разделила пополам большая башня. Все двери и окна в доме были арочными, а внешне строение напоминало скромный шотландский замок.

Через полчаса, когда в глазах пронеслись первые оттенки темноты, которые служили обязательными предвестниками головокружения и потемнения в глазах, Аполлинария спешно встала и вышла их тенистой беседки на палящее солнце. Все снова погрузилось в туман. Зазвенело в ушах, а голова невыносимо болела от постоянного давления в виски. Стук собственного сердца казался таким громким, что она невольно закрыла уши.

«Надо войти в дом. Ты сможешь, я знаю, ты сможешь», – повторяла себя княгиня Савельева и маленькими шажками направилась к дому.

Княгиня вошла в светлый от солнечных лучей холл и присела на красный диван. Туда-сюда сновали слуги и крестьяне. Аполлинария смотрела вверх – на высокие потолки. Через несколько минут ей стало лучше. Она попыталась выровнять дыхание.

– Госпожа, Вам письмо, – послышался тихий скрипучий голос служанки.

Аполлинария мутными глазами посмотрела на слугу. В грязном платье, старая, будто сейчас развалится, женщина стояла около княгини с протянутой трясущейся рукой, в которой был чуть помятый листок.

Неторопливым движением Аполлинария взяла конверт и махнула рукой служанке «Уходи!».

Она развернула письмо и увидела совершенно незнакомый ей язык. Она знала два языка: русский и французский. Пожалуй, французский знала даже лучше русского. Текст этого письма не был ни на одном из этих языков:

«O Apollinaire. Si vos es lectio litteris, ita mox omnes esse super. Vos sunt in periculo. Vos instanter oportet currere a S. Petersburg. Terribilis est medicandi. Multum sanguinem et passionem. Non superesse. Potest tamen et teipsum salvum facies, et domus tua. Modo effugere – evadere.

Tua S».

– Как странно, я и подумать не мог, что кто-то еще пишет письма на латыни! – раздался грубый мужской голос у нее за спиной.

Она испуганно дернулась и посмотрела на источник голоса. У нее за спиной стоял их врач Филимон Филиппов.

Княгиня сделала возмущенное лицо и резко встала, от чего голова снова немного закружилась.

– Господин Филиппов, не думала я, что Вы способны на такую невоспитанность и дерзость!