Александр Котюсов - Гнездовье бакланов, или У каждого свое Саргассово море

Молчу, углубившись в свою треску. Надо будет сказать нашему шефу Максиму, чтобы он не увлекался перцем. Что за мода заменять соль перцем… А она, эта Слава, похожа на свои статьи. Внимательная, въедливая. Ни одну мелочь не упустит! Может быть, еще по бокалу? Словно услышав меня, за ее спиной тут же появился официант. Незаметно киваю, и он мягко обхватывает бутылку.

– А еще меня попытались обсчитать, – дождавшись, пока официант неслышно удалится, продолжает Слава. – Я редко внимательно смотрю в счет, мне всегда кажется, что меня окружают приличные люди. Но я училась в математической школе, умею складывать цифры и примерно помню, что я заказываю и сколько это стоит. И потом, я не могла выпить целую бутылку вина, я выпила только два бокала. В счете значилась бутылка. Нет-нет, – увидев мой удивленный взгляд, замотала головой Слава, – передо мной извинились, сказали, что ошибся бармен, потом кассир, потом еще кто-то, вбили мне в счет бутылку, которую заказали за соседнем столом, а им мои два бокала, те посетители уже расплатились и ушли, и с них, разумеется, взяли меньше, и как их теперь вернуть, неизвестно, понятное дело, что я не виновата, но надо как-то выходить из ситуации. И Лиза бегала от меня к бармену, потом к менеджеру, к кассиру, а потом и вовсе исчезла, оставив счет с этой бутылкой вина на столе. Наверное, опять пошла курить. Что было делать? Я достала деньги и расплатилась. Ровно по счету, копейка в копейку, за чужое, не выпитое мной вино. Никаких чаевых! Встала и ушла. А дома решила написать. Статью, как обычно я это делаю. О еде честно. Про холодный суп, неумелую официантку, невкусный форшмак. Хотела, но не написала. Так и не понимаю, почему. И не могу объяснить это себе. Легла спать и уснула. А вчера набралась наглости и позвонила вам. Чтобы все рассказать. Ну и для интервью конечно. Хотя, вы правы, девочки не должны звонить первыми.

Молчу недолго. Форшмак здесь мне тоже не нравится. Я делаю его по древнему рецепту, объяснял мне неделю назад повар. С поварами спорить очень сложно. Они имеют свойство обижаться.

– Извините! – Что можно еще сказать?

И берусь за ножку бокала.

– Не стоит. Разные бывают накладки. К тому же, – она вдруг улыбнулась, – наверное, это был просто не мой день. Утром у меня сломалась кофемолка. Она досталась мне от бабушки. Знаете, такая, засыпаешь кофе, закрываешь крышкой, и она начинает молоть. Молола сорок лет – и сломалась. Потом мне нагрубили в автобусе. Как это обычно: «Куда прешь, смотри под ноги!» – толстая тетка с двумя огромными сумками в клетку. Она вышла у центрального рынка. Я думала, таких уже не бывает, времена турецких мешочников прошли. И на работе в тот день был страшный разнос. Поставили новость в ротацию. Она оказалась непроверенная. Редактор свалила все на меня. А я-то в чем виновата?! Получила выговор, первый выговор в моей жизни. Вечером решила все это как-то пережить, прийти сюда к вам, я знаю, что в ваших ресторанах не может быть плохо, хотя бы потому, что они ваши. И вот.

Греется вино в ее руке. Преломляется свет от люстры в бокале, рубиновыми искрами рассыпается по столу. На ее щеках тоже рубиновый румянец.

Мы молчим. Оба. Она так и не ответила на тот мой вопросительный знак. А может, этот телефонный звонок и был ее ответом? Звонок, которого я меньше всего ждал.

Чертова жара. Город. Июль, под сорок. Плавится асфальт. Воскресенье. Я вынимаю из холодильника тяжелым гладким снарядом металлическую, холодную до боли в пальцах, если долго держать в руке, банку пива, ставлю на стол и открываю. Банка крякает, словно дикая утка в кустах под манок, и протяжно шипит, ш-ш-ш-ш-ш… будто от удовольствия, от ожидания, вот, наконец, и я пригодилась на ш-ш-ш-то-то, а то в холодильнике третий день, никогда так долго не залеживалась, все ждала и ждала, а ты ….ш-ш-ш-ш-ш… Чертова жара. Я пью пиво большими длинными глотками, прохлада медленно течет внутрь, вниз, охлаждая на пути своем все мое тело, потом глотки становятся меньше, меньше, еще один, еще, начинает ломить зубы, первая жажда утолена. Я вынимаю из пакета приготовленную рыбу, выстилаю газету на стол… В моих руках морской ерш, мне прислали его откуда-то с Севера, кажется, с Енисея. Хотя какой в Енисее морской ерш? Может быть, он из моря Лаптевых? Я держу в руке ерша. Ерш пахнет солью, водой и тиной. Запах переворачивает все внутри меня, мне б только дотянуться до этого вкуса… Одной рукой я держусь за одну половинку хвоста, другой за другую, тяну в разные стороны, ерш расходится пополам, немного посопротивлявшись, с треском, с хрустом, тут ведь судьба, не уплывешь, как в реке, резкими зигзагами в камыши, в траву, под корягу. И у меня уже начинают течь слюни, одну я успеваю прихватить на самом выходе с уголка губы, а где-то глубоко внутри организм принимается неистово выделять желудочный сок. И я открываю рот, и этот вкус уже рядом, он совсем близко, в нескольких сантиметрах. И тут…