Александр Про - Созерцатель. Фильм на бумаге

Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила царский титул. И ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем немийский жрец. Из года в год, зимой и летом, в любую погоду нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор.

От одного его вида прелестный пейзаж меркнул в глазах кротких и набожных паломников. С суровой и зловещей фигурой немийского жреца плохо сочетались голубизна итальянского неба, игра света в летних лесах и блеск волн на солнце…

…Необходимо заметить, что закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтобы найти ему объяснение, следует заглянуть в глубь веков. И никто, видимо, не станет отрицать, что подобный обычай отдает варварской эпохой.

Знатокам древности знаком этот кровавый ритуал. Предание связывает его с Дианой Таврической. Оно гласит: «Каждый чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее алтаре».

Согласно преданию, культ Дианы Немийской был учрежден Орестом, который убив Фаоса, царя Херсонеса Таврического, бежал с сестрой в Италию. Впрочем, будучи перенесен на италийскую почву, этот ритуал вылился в более мягкую форму».

Озеро и роща в те времена выглядели примерно так

Москва, 80-е годы. Не звонили трамваи, и не гудели машины. Все это давно отменили.

Он шел по улице, как приезжий. Всматривался в лица, будто хотел что-то спросить. Иногда смотрели и на него – недоуменно. Заходил в магазины, не суетясь, разглядывал, что продают и что покупают. Ехал в троллейбусе. Курил, кашляя в сквере на скамейке, развернув газету.

– Эй, слушай, вали отсюда.

Алеша поднял глаза. Странный парень – лысый, тощий, с большими красными руками – стоял перед ним, словно прозрачный.

– Это мое место!

Но агрессивности в его словах не было: он так просил. Алеша это понял и, свернув газету трубочкой, пошел дальше в тени деревьев по солнечной стороне Садовой.

На другой день Алексей проснулся поздно, долго лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.

По потолку шла муха. Она ползла наискось, оставляя за собой чуть светящуюся тонкую голубую нить. Линия была похожа на изображение речки на выгоревшей карте или на рисунок вен на руке. Белое пространство уже начало тихо вбирать цвет, оно порыжело пятнами, словно подернутое ржавчиной. Появился все нарастающий шум большого скопления людей, еще какое-то гудение.

Кусок розового легкого ситца мелькнул и исчез. Затем – обнаженное женское плечо, затылок с заколотыми наверх золотистыми волосами. Легкий сквозняк шевелил завитки на открытой шее. Она прошла спиной к нему, совсем близко. Он мог пойти следом или остановить ее, знал, что может, но не пошел, не захотел. Да наверное, и не успел бы. Мысль об этом возникла и исчезла в одно мгновение. Осталось только приятное жжение, словно кто-то коснулся холодной ладонью горячего лба. Он вытянул руку вверх, и меж пальцев прошли мягкие рыжие облака. Но реки остались, они еще долго висели в пустоте, а потом исчезли разом, растворились мгновенно.

Может быть, так оно и есть. Гегель утверждал, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса.

Вот и у Алеши было такое ощущение, что с ним так уже было. Или с кем-то из его предков, но память сохранила. Только на фарс это было абсолютно не похоже.

Теперь это ее комната. Окна открыты настежь, на полу телефон. Слышно, как теплый ветер перебирает листву. Свет уличного фонаря отражается в стекле книжных полок.

– Прости меня.

– Что ты, – смущенно бормочет она, – просто ты сейчас не здесь, не со мной. Поэтому так и получилось. Ты, вообще, иногда похож на очень хорошую, но прочитанную только до середины книгу. Ее забыли в купе, а поезд уже ушел. И я теперь так и не узнаю, чем закончилась вся эта история со жрецом. Кто на него напал, и кому досталась победа?

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Да.

– А может…

– Нет, будет ложь. Уходи.

Она думала не о себе. Он это понимал. Она не хотела делать ему больно, но то странное, что было между ними, не держало его, как прежде, а, наоборот, только отталкивало. И чем дольше, тем с большей силой. Теперь и она это поняла.