Пётр Гаврилин: На грани фантастики. Сборник рассказов

Аркадий Пересвет в середине девяностых ворвался в мир русской литературы с бестселлером о китайской революции, преисполненном очень меткими аллегориями и параллелями с текущей политической ситуацией в России. Официальное литературно-журналистское сообщество сразу заклеймило его красно-коричневым, что, впрочем, никак не сказалось на продажах романа. А также довольно близко свело его с оппозиционной тусовкой, где он знался и с респектабельными депутатами, носившими на лацканах дорогих пиджаков красные значки времён РСФСР, и с неформалами типа нацболов.

Впрочем, к началу нулевых Пересвет оказался в Австрии, откуда раз в два-три года выплёвывал очередной злободневный роман, который долго потом обсуждался и прекрасно раскупался. Поговаривали, что одной из книг даже светила экранизация, запрет на финансирование которой наложил «САМ». Наверху вообще внимательно читали книги Пересвета, поэтому, как он сам сообщил в одном из писем Артёму, ему негласно не рекомендовали приезжать в Россию.

Аркадий Пересвет высоко оценил написанный Артёмом роман и попросил его срочно прилететь в Зальцбург, добавив, что попробует пристроить книгу в одно из издательств с хорошей репутацией, «не выпускающих всякий хлам для оболванивания народа». И Артём, несмотря на то что пользы от всей поездки кроме знакомства с кумиром не было никакой, выпрыгнул из кожи вон, чтобы она состоялась. Пришлось продать ноутбук и лезть в дополнительные долги, чтобы оплатить поездку. Пришлось уговаривать бывшего начальника, с которым оставались дружеские отношения, оформить липовую справку о работе и доходах, чтобы дали шенген. Да даже получение заграничного паспорта в милиции разве не маленький подвиг?

Аркадия Пересвета Артём нашёл в одном из уличных кафе на территории крепости, откуда открывался прекрасный вид на играющий в лучах солнца город. Писатель сидел, развалившись на стуле, и потягивал немецкое пиво. Официант только сменил его опустевший бокал на полный и поставил тарелку с рулькой, от которой разносился такой терпкий аромат, что у Артёма засосало под ложечкой. С несколько неприятным ощущением Артём отметил, что писатель уже довольно нетрезв. Его полное лицо было красным. По лысеющему лбу стекали мелкие капельки пота. Глаза подёрнулись пьяной поволокой одновременно отстранённости и брезгливости к миру.

Когда Артём подошёл и представился, Пересвет сменил маску лица на искреннее дружелюбие, широким жестом предложил сесть и тут же стал делать сигналы официанту, чтобы тот подошёл.

– Я не голоден, – сказал Артём.

У него не было ни одного лишнего евроцента. «Надо было купить что-нибудь в магазине недорогое и съесть, – мелькнуло у него в голове. – Теперь буду истекать слюной».

– Пустяки! За знакомство – это святое дело! Я угощаю! – возразил Пересвет. – Да и просто неприлично, если я буду есть один.

Пересвет сделал заказ по-немецки, даже не спросив Артёма, что он хочет. Вскоре принесли четыре рюмки егермейстера и кружку пива. Пересвет поднял настойку и провозгласил:

– За знакомство!

Алкоголь быстро растёкся теплом по пустому желудку Артёма, сняв скованность, с которой он подошёл к столу.

– Ну что, молодой человек, – начал разговор Пересвет, – как давно вы стали баловаться литературой?

– Стихи писал ещё в школе. В институте рассказы начал писать. Ходил в литературный кружок. Но вот «Марс» – это моя первая большая книга.

– Для первого раза просто восхитительно! – перебил Артёма Пересвет. – Живо! Образно! Такому просто нельзя научиться! Хотя я и не очень люблю фантастику, читал, не отрываясь. Очень благодарен, что вы прислали мне рукопись… Впрочем, предлагаю уже перейти на «ты». Мы ж фактически коллеги. И пожалуйста, не называй меня по отчеству. Жуть как этого не люблю. Просто Аркадий.

– Спасибо, Аркадий! – Артёму очень льстила хвала мэтра. – Я на эту книгу поставил всё. Потерял работу, девушку, друзей. А после получения отказов от нескольких издательств был практически в отчаянии. Ваше… Твоё письмо воскресило меня.

– Что издатель понимает в литературе? Он думает только о бабках. Он не видит искусства – только товар, которой либо можно, либо нельзя продать. Но, я думаю, в этой беде я смогу помочь. Но рано о деле! Между первой и второй перерыва нет совсем!

Они снова выпили. Принесли аппетитную мясную нарезку и свежие овощи. Артём с не совсем приличной жадностью набросился на еду.

– Эй, парень! Не торопись! Сейчас ещё рульку принесут!.. Так о чём это я? Издатель думает, как заработать на писателе. А писатель думает об искусстве, ибо времена, когда писательство могло прокормить, безвозвратно прошли. Я и сам большую часть времени подрабатываю редактурой в местных русскоязычных журналах, да ещё если что по фрилансу перепадёт. Но что я всё о себе? Расскажи, как писалась эта книга. Я и сам хочу пережить воспоминания о временах, когда на печатной машинке писал свой первый роман. Первый роман как первая любовь. Бывает раз в жизни.