Кайркелды Руспаев - Горький аромат фиалок. Роман. Том первый

Владимир перебрался в бывшую общагу завода. Комнату там предоставили в память о его былых заслугах, ну и, еще потому, что в КСК нужен был дворник и ассенизатор, согласный работать за символическую плату. Впрочем, Владимир не был перегружен и работал еще на стороне, вернее, переходил с одной работы на другую, долго не задерживаясь на одном месте.

Сознание его сделало уклон в ультралевую сторону; он разработал собственную модель справедливого общества, и обдумывал пути реализации этой своей идеи. Он везде, где бы ни работал, пытался вести агитацию, организовать рабочих, и эта активность, естественно, не могла нравиться хозяевам-работодателям.

Владимир обрел репутацию утописта-социалиста. Его отказывались брать на работу, а рабочие не воспринимали его речей всерьез и открыто над ним насмехались. И только друзья, хоть и не согласные с ним по идейным вопросам, удерживали от того, чтобы окончательно опуститься.

Татьяна сошлась с одним преуспевающим коммерсантом, вдовцом, жившим одиноко. Алена окончила школу и в этом году поступила в университет. Она часто навещала отца, звала обратно в их квартиру, в которой теперь, после вторичного замужества Татьяны, осталась одна. Но Владимир отказывался, не желая мешать будущему дочери – вдруг она надумает выйти замуж.

Владимир перебивался случайными, часто разовыми заработками, нередко в виде «жидкой валюты», которой он угощал любителей халявы, согласных за дармовую выпивку быть слушателями его идей.

За дощатым столом во дворе семейного общежития сидят Владимир и двое мужчин. Троица вяло перекидывается картами; она больше увлечена спором. Тон в этом споре задает Владимир. Его основной оппонент – начальнического вида пожилой мужчина в очках и шляпе «а ля советский пенсионер», к которому собеседники обращаются запросто, и вместе с тем несколько уважительно, – Сарманыч. Третий игрок, разукрашенный татуировками крепыш по кличке Штангист, вставляет время от времени реплику невпопад, но, отшитый едким замечанием Владимира, недовольно замолкает.

Кроме карт на изрезанном и исписанном столе лежит захватанный кружочек колбасы, которой занюхивают выпивку, так как закусывать ею уже невозможно. Початая бутылка самопала стоит у ножки стола, прижатая пяткой Штангиста, который «банкует» конспиративно, под столом, каждый раз озираясь по сторонам и под столом же передавая партнерам очередную дозу в надтреснутом стакане времен Брежнева. Видимо, при таком способе распития водка приобретает совершенно необычный, пикантный вкус и банальнейшее поглощение спиртного превращается в некое священнодействие.

Общага в эти вечерние часы просыпается от «спячки» и до поздней ночи живет беготней и играми детей, хлопаньем выбиваемых ковров и паласов, однообразным бренчанием гитар, исторгающих из своих ширпотребовских дек бездарные аккорды, выкриками картежников, стуком домино и многими другими звуками, сливающимися с какофонией улицы.

Игра у картежников часто застопоривается, прерываемая, то питейным ритуалом, то эскалацией напряженности в споре о политике. Именно о ней любят поговорить подвыпившие мужчины, в отличие от женщин, которые больше заняты сплетнями или обсуждением бесконечных мелочей типа новых нарядов и рецептов. Если только, по моде нынешних времен, не обсуждают семейные проблемы героев актуального сериала.

Может показаться, что карты являются своеобразной ширмой; да так оно и есть, ибо игроки только изредка вспоминают об игре, выясняя, чей же теперь ход. Лица спорящих раскраснелись, частью от выпитого, частью от напряженного горлодрания. Сарманыч темпераментно жестикулирует, а Штангист ощутимо постукивает кулаком по шаткому столу, грозя совсем развалить его.

Спор на этот раз шел о дисгармоничности политик внешней и внутренней, проводимой президентом. Владимир обвинял президента (конечно же, заочно) в том, что тот увлекся внешней политикой в ущерб внутренней. Сарманыч же возражал ему, больше, наверное, по установившейся привычке быть в оппозиции к постоянному собутыльнику и собеседнику, нежели по причине лояльности к проводимой политике правительства.

– Ты учти, – говорил он, – Без правильной внешней политики ничего не сделаешь внутри страны. Где возьмешь инвестиции? Кто их тебе даст, если будешь всех посылать к чертовой матери?

– Никто не призывает посылать! – горячился Владимир, – Но ради этих инвестиций не стоило бы так кланяться заокеанским воротилам. Кстати, инвестиции эти можно было изыскать и у себя. Что? Мало у нас богатств? Зато не пришлось бы делиться доходами от месторождений. Небось, эти зарубежные инвесторы заботятся в первую очередь о своих кошельках. Или я не прав?