Анатолий Долженков - Дети перестройки. Юмористическая проза

– Шутит он. Шутник, – недовольно ворча, скривилась Маня.

Сделав длинный, как учили, выдох она тоже торопливо проглотила жидкость. Уронив стакан на стол, Маня, уподобившись лошади в стойле, долго трясла головой.

– И-и-и-х! – взвизгнула она. – Слезу вышибает.

Некоторое время собутыльники сидели молча, настороженно ожидая последствий опасного эксперимента.

– Ну, как, любимая, проглотила? – наконец поинтересовался Нищета, первым приходя в себя заметив, что Маня стала подавать первые признаки разумной жизни.

– Пошла, как к себе домой, – поделилась та первым впечатлением. – А у тебя?

– Прижилась вроде, – неуверенно ответил руководитель эксперимента, повторно разливая жидкость по стаканам. – Давай по второй для закрепления эффекта. Не зря нас учат в нравоучениях, что повторение – мать учения. Ты смотри, стихами заговорил. Надо же, как проняло.

Выпив, Нищета откинулся на не отличающуюся прочностью спинку стула, млея от удовольствия. Цель была достигнута. Исчезла противная дрожь в коленях. Приятное согревающее тело тепло медленно растекалось по сосудам, проникая в самые отдалённые уголки размякшей плоти. Хотелось говорить, полемизировать, спорить, доказывать, опровергать и не соглашаться. Одним словом, быть в центре внимания.

– Захорошело! Теперь требуется чуть-чуть расслабиться. Дадим организмам возможность усвоить нестандартный продукт, – ковыряя спичкой в зубах, томно мурлыкал он. – Ты обратила внимание, насколько напиток был легко принят организмом? А ты говоришь, пьём гадость.

Заметно опьяневшая Маня боролась с земным притяжением. Неуверенно раскачиваясь на стуле, она пыталась нетвёрдой рукой схватить вожделенную картофелину, но всё время промахивалась, вхолостую скребя заскорузлыми пальцами по столу. После нескольких неудачных попыток настойчивость её все же увенчалась успехом.

– Я не говорю, пьём, – демонстрируя чудеса женской логики, заметила она, хищно разглядывая добычу. – Пьют алкоголики, а мы так, выпиваем помаленьку. Разве что чуть-чуть, самую капельку для расслабления души. Продукт, правда, неизвестный, говорю.

Нищета, находящийся в стадии лёгкой эйфории, высокомерно ухмыльнулся. Окинув сидящую напротив женщину снисходительным взглядом маститого учёного, готового разгромить примитивную точку зрения желторотого оппонента, он глубокомысленно изрёк.

– И-мен-но! Непонятно, что пьём. А почему такой пассаж? Да разве в прежние времена кому-либо пришла бы в голову несуразная, нелепейшая мысль покупать в магазине стройматериалов спиртное для внутреннего употребления? Только полному идиоту, или для применения по прямому назначению, – назидательно подвёл он черту, придавая указательному пальцу вертикальное положение. – Нет! Все знали, это должен был быть или гастроном или что-нибудь в этом роде.

Маня, в продолжение монолога, кивала головой, то ли в знак согласия с общим концептуальным построением речи сожителя, то ли уравновешивая этим движением покачивания стула.

– Перестройка, чёрт бы её побрал, вместе с рыночной экономикой, – плохо двигающимся языком изложила она прогрессивный взгляд на актуальную проблему. – Я тебе, Вася, так скажу, этот прораб перестройки так всё углубил и расширил, что в магазинах ни черта не оказалось, кроме несъедобного консенсуса. Через это вот безобразие все катаклизмы и неприятности у нас и начались.

– Вот, – достигнув крайней степени возбуждения, всё больше и больше распался Нищета. – Вот, – стуча указательным пальцем о край стола, кричал он заплетающимся языком, – дошли, наконец, до сути проблемы. Они думают, мы пьём. Спивается, мол, нация. А мы мыслим, анализируем. Они думают, мы алкоголики, хроники конченые, – перегнувшись через стол, помотал указательным пальцем у Маниного носа. – Нет, господа, ещё не совсем на дне. Не дождётесь! Барахтаться барахтаемся, но пузыри пока не пускаем. Порадовать бессмертную душу многоградусным напитком – это понятно. Этого вымогает слабая, похотливая плоть, – немного успокоившись, продолжал он размышлять вслух. – А что просит душа? Чего она жаждет? Поговорить, рассмотреть какую-нибудь важную общечеловеческую проблему через многогранную призму стакана, – рассматривая сквозь мутный залапанный стакан сидящую напротив Маню. – Так какое же это, извините, отцы – демократы, пьянство, если параллельно идёт дискуссия? Обсуждение наболевших вопросов! Вот, к примеру, возьми и введи для нашего народа указ о том, чтобы пить разрешить, а полемизировать при этом, категорически запретить. Что будет?