Андрей Днепровский-Безбашенный (A. DNEPR): Верить в себя. Новеллы

А Герасим тем временем с мусью и вправду грызлись как собаки и никак не уживались. Не брал их мир и всё тут. Герасим на службе у помещика уже давно состоял, всё делал исправно, его репутация за всё это время ни разу не подрывалась, в отличие, от только что прибывшего француза.

Мусью с именем Николя, или же просто Николай, если брать на русский манер, представлял собой этакого шелкового франта с изысканными манерами. У него было интеллигентное лицо и модное пенсне, и ещё дорогая трость, которую он всё время выставлял на показ, крутя ей по делу и без дела. Естественно, такому образу тяжело было ужиться с Герасимом, которого отличали совершенно другие манеры поведения, которые были ближе к его работе. А слова в грубом и неправильном произношении, типа – «Тпрррууу! Стыль окаянныя! Пшли вон!» – так и вообще бесили и выводили из себя Николая, так как душа у него была творческая, педагогическая, тонкая и легко ранимая. Ну не было у Герасима той остроты, мягкости, того полёта и горения мысли… Воистину не было!

А началось всё с того, что Герасим по своей доброте душевной хотел всего-то поближе познакомиться с французом, да выпить с ним самогоночки самую малость. Делов-то. А француз к такому оказался не привычный и грубо попросил Герасима вон прямо с порога, чем, возможно, сильно обидел конюха. Да видать крепко у конюха та обида в мозгу засела. Втемяшилась она ему в душу занозой, и решил Герасим отомстить Николаю, хотя и не злопамятный он был мужик. Видать сильно его «зацепили» французовы выкрутасы, да так сильно, что по-другому он, наверное, поступить уж никак не мог…

Тем временем день в поместье Троекурова уже стал подходить к концу. Наичудестнейший денёк выдался, прямо загляденье какое-то. Редкий год такими деньками может похвастаться, просто редчайший…

В вишнёвом саду всё уже было готово. На поляне стоял белый рояль, от зеркального пруда хрустальными звуками отражалась его душевная музыка. Веселились нарядные барышни, рассаживались за столы гости, и все они, по неписаной Троекуровской традиции – дожидались полного заката солнца. И всё это так красиво смотрелось в лучах пурпурной зари, которая с каждой минутой как будто бы вносила в эту картину новые штрихи времени… Всё это выглядело настолько боголепно, что прямо… хоть ломтями нарезай и ешь, от чего на душе у гостей было какое-то приятное торжественное спокойствие.

И вот перед гостями появилась, вся в высшем и белом красавица Настенька.

– Господа! Солнце – зашло! – с таинственным замиранием в сердце обратилась она ко всем присутствующим. При том её лицо так сияло, отливая свежим и здоровым румянцем, а глаза так счастливо блестели, что этому блеску и сиянию позавидовала бы сама царица Клеопатра, если бы была живая.

Дружным залпом ударил салют, и зажглись, заискрились праздничные фейерверки, озаряя своим огнями белый праздничный сад. И это был настоящий праздник! Троекуровский праздник цветения вишни, который своим великолепием стал входить в самый разгар.

Помещик Троекуров скромно похвалялся гостям и в особенности Семёну Семеновичу своим садом и дорогим французским учителем. А француз Николя всё время был подле Настеньки, постоянно её наставляя и поправляя в смысле самых хороших и светских манер.

Впрочем, Николя вовсе не был глупым малым, и после стопочки, другой веселящей водовочки, в его голову стали приходить радующие и обнадёживающие его светлую душу мысли. Он начинал задумываться, а не попробовать ли мне выбиться в господа и не увлечься ли всерьёз дочкой Троекурова. Может быть, что и получиться – уже начал было мечтать он.

Настенькино же милое личико после шампанского стало гореть ещё сильнее, а глаза стали блестеть ещё ярче…

– Миль пардон, мадмуазень – обратился Николя к дочке помещика. Мол, а не прогуляться ли нам по отдалённым аллеям вашего прекрасного сада, так сказать наедине, вдали от шума «городского»? При том француз гордо вскинул голову, взмахнул тросточкой и выразительным жестом поправил на носу модное пенсне, одновременно поразив собой присутствующих гостей, от чего многие дамы от восторга и с замиранием в сердце просто ахали…

– Ну, какой обходительный учитель? Какие у него хорошие манеры…?

Николя с Настенькой под ручку степенно удалялись в сумерки тенистой аллеи… Где мусью уже поджидали-с Герасим, загодя просчитав в голове своей деревенской смекалкой, всё правильно расставив и точно предвидев. Дело-то, мол, молодое, мусью будут «шерше ля фам» (искать женщину), они малость подопьют и в женихи обязательно начнут набиваться, начнут обязательно кадрить дочку помещика – ведь приданое-то у неё, ой какое большое!