Наталья Куприянова - Толерантность без границ

Альбина ещё долго собиралась говорить, если бы её не перебили вопросом:

– О какой проблеме идёт речь?

– …Я знаю: вам, скорее всего, не понравится моя позиция. Но я здесь такого насмотрелась… Бедные дети… Некоторые из них обречены умирать в муках, и с этим ничего нельзя сделать. Потому что их лишили права выбора. Да им просто его не дали. Сейчас я понимаю, насколько это жестоко.

– Какого выбора их лишили? О чём ты говоришь?

– О выборе, который должен быть гарантирован законом.

После молчания, во время которого Ольга Николаевна и Мира пытались понять услышанное, но так и не поняли, прозвучала фраза:

– Если тебе не сложно – поясни, что ты имеешь в виду.

– Я говорю о том… – глубокий вдох позволил сделать короткую паузу. – Среди больных детей есть те, кому помочь невозможно. Им продлевают жизнь… из добрых побуждений, но тем самым сознательно продлевают их страдания.

– Им хотят помочь.

– А в итоге причиняют боль. А ведь всего этого можно избежать.

– Как? – Ольга Николаевна развела руками. – Вы знаете, как можно вылечить всех больных детей?

– Нет. – Альбина была явно недовольна, что её не понимают. – Я имею в виду… эвтаназию…

– Что?

– Только не надо так удивляться. Если вы хорошенько подумаете об этом, всё взвесите, то я уверена, моё предложение не будет казаться вам таким уж абсурдным.

Женщины переглянулись, задавая друг другу немой вопрос: это шутка? Но по виду Альбины было понятно, что она говорит более чем серьёзно, и, скорее всего, сама искренне верит, что выдвинутое ею предложение несёт в себе только благо. Проблема состояла в том, как убедить остальных. Те, кто был удостоен чести услышать новаторскую идею первыми, проявили не только непонимание, но и, судя по всему, не желали даже предполагать, что во всём сказанном есть рациональность. Но Альбина, будучи женой политика, и уже достаточно давно, благодаря чему хорошо знала о хитростях воздействия на сознание людей, продолжила свой монолог, приводя убедительные, на её взгляд, аргументы, называла цифры статистики и социологических опросов. Когда говорить надоело, а в двух парах глаз так и не появился даже намёк на поддержку, Альбина умолкла на три секунды, сложила руки на груди и спросила с вызовом:

– Гуманно ли смотреть на страдания детей и ничего не делать, чтобы их облегчить?

– Лучше убить?

– Не надо утрировать. Эвтаназия – это не убийство, а добровольный уход из жизни. Это право каждого человека независимо от возраста, и никто не должен отнимать это право. Именно это определяет нашу зрелость, наше великодушие. Толерантность не должна быть ограниченной… Зачем лечить тех, кого вылечить нельзя? Им от этого легче не становится.

– Зачем? Вы действительно долго искали ответ на этот вопрос или решили эту часть пропустить? – Спросила Ольга Николаевна с сарказмом.

Альбина не спешила с ответом, потому что вразумительные доводы закончились, как и терпение. Предчувствие фиаско заставляло нервничать и злиться на себя, и на двух непросвещённых женщин, не желавших понять всю важность такого большого дела. Альбина предполагала, что наткнётся на страхи и предрассудки, укоренённые веками в головах людей. Но она так же верила, что выслклразвитое общество всё равно со временем поймёт и поддержит её. Подумав так, она решила, что расстраиваться из-за первой неудачи не стоит.

– Я ведь говорю о безнадёжно больных.

– Вы забываете, что для всех нас вынесен смертный приговор. И никому его не избежать. Так что же, давайте все умрём? Зачем дожидаться конца, когда можно самостоятельно оборвать свою жизнь?

– Просто мы понапрасну тратим и время, и силы, пытаясь излечить обречённого…

– Ни при каких обстоятельствах нельзя опускать руки. Ничто не бывает напрасным. Всё имеет свою ценность. А все эти рассуждения… – Ольга Николаевна нахмурилась. – Я врач, и на это у меня как раз-то нет времени.

Мира, перед тем как спросить, долго смотрела, изучая все детали знакомого лица, жесты, мимику. И всё равно не понимала, не могла понять.

– Альбина, если бы у твоего сына не было надежды, неужели ты предпочла бы такой выход?

– Смотреть, как он медленно умирает – ещё хуже.

– А ты уверена, что… Даже если предположить, что Женя выбрал бы эвтаназию, ты уверена, что это было бы его решение? Осознанное, выверенное? Ведь дети часто делают что-то в угоду родителям, или наоборот – назло, затаив обиду. Да и кто из взрослых отважиться ввести смертельную инъекцию ребёнку, при этом, не посчитав себя убийцей? Нет, я не верю, что найдутся такие, кто добровольно сократит срок, отведенный маленькому человечку на этой земле. Конечно, тяжело и больно переносить такие муки. Но пока жив человек, живёт вера в его спасение. И даже один отвоёванный день у смерти – это победа. Ничто не заменит этот день… Ещё один день, проведённый с самым родным человеком…