Коллектив авторов - Замечательное шестидесятилетие. Ко дню рождения Андрея Немзера. Том 1

Он поднял его на воздух, и там Доктор Фауст уснул, как засыпает человек, погруженный в теплую воду или ванну. Затем он поднялся на высокую гору, возвышавшуюся над большим островом: молнии, потоки смолы и огня производили такой шум и грохот, что Доктор Фауст проснулся.

<���…> На дне преисподней стоял такой густой и плотный туман, что ничего не было видно, и вдруг над ним возникло большое облако, на которое поднялись два огромных дракона, запряженные в колесницу, в которую старая обезьяна усадила Доктора Фауста. <���…>

<���…> Когда же он попал на самое дно, увидел он в огне множество горожан, несколько императоров, королей, князей, вельмож, а также тысячи вооруженных воинов. <���…> Доктор Фауст ступил в огонь и хотел вытащить душу одного из грешников; но когда ему показалось, что он уже держит ее за руку, она вдруг исчезла; однако из-за жара он не мог здесь оставаться дольше, и когда он осмотрелся по сторонам, глядь – идет к нему дракон, или Вельзевул, с креслом на спине, он усадил его и вынес обратно наверх; ибо Фауст не мог дольше там оставаться из-за громов, бурь, туманов, серы, дыма, пламени, холода и зноя <���…> ему невыносимы были ужас, муки, стенания несчастных, завывания духов, труды, наказания и прочее. <���…> Таким образом доктор Фауст вернулся к себе домой, и, как заснул в кресле [на спине Вельзевула], так спящим дух и сбросил его на постель. Когда же настал день и доктор Фауст проснулся, он почувствовал себя не иначе, как если бы он некоторое время просидел в мрачной темнице; ибо не видел он ничего, кроме потоков пламени и того, что вышло из пламени. Так, лежа на постели, раздумывал доктор Фауст о преисподней. <���…> Эта история и рассказ о том, что он видел и как побывал в преисподней, и как дьявол его ослепил, так и были записаны самим доктором Фаустом и найдены после его смерти на записной табличке собственноручно заполненной и вложенной в книгу».

Хотя прямых текстовых перекличек с пушкинскими набросками глава Народной книги о посещении Фаустом ада не обнаруживает, налицо общность сюжетного хода (намерение отправиться в ад), а также близость некоторых мотивов (путешествие верхом на Вельзевуле – ср. «Сядь ко мне на хвост», перемещения по разным областям «адской местности», необходимость разрешения от властителей преисподней), которые позволяют все же видеть в этом фрагменте перевода Кайе один из вероятных сюжетных источников пушкинских набросков.

Помимо фрагмента Народной книги о Фаусте, доступного читателю Гете благодаря изданию Стапфера, в замысле Пушкина могли отразиться как минимум две сцены из самой трагедии, – это неоднократно упоминавшаяся в связи с « <���Набросками…>» «Вальпургиева ночь» (в переводе Стапфера: «Nuit de Sabbat» [Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 188—205]), к которой относится примечание переводчика, отсылающее к фрагменту Народной книги о посещении Фаустом ада, а также сцена «Кухня ведьмы» («Cuisine de sorcière» [Ibid.: 111—124]) 13 13 Вероятно, именно эти две сцены Пушкин имел в виду в реплике Мефистофеля в «Сцене из Фауста» – «Возил и к ведьмам, и к духам…» [Пушкин 1999: VII, 746 (примеч. М. Н. Виролайнен)]. .

Так, в «Кухне ведьмы» описано, как волшебные звери варят в котле зелье, а Мефистофель интересуется, что кипит в этом котле:

Méphistophélès

<���…>

Apprenez-moi, grotesque troupe,

Ce qu’avec votre moulinet

Vous brasser là dans cette coupe?

Les animeaux

Oh! nous cuisons une ample soupe.

<���…>

Méphistophélès s’approchant du feu :

Et ce pot?

Le Male et la Guénon:

Idiot!

Maître sot!

Il ne connaît pas le pot,

Ne connaît pas la marmite!

[Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 113—114, 115]

Перевод: «Мефистофель: Скажите мне, смешная братья, / Что вы вашей мешалкой / Размешиваете в этой чаше? Звери: О, мы варим большую похлебку. <���…> Мефистофель, подходя к очагу: А это что за горшок? Самец и Самка: Идиот! Глупец! Он не знает, что это за горшок! Он не знает, что это за котел!»

Этот фрагмент напоминает диалог у котла в пушкинских набросках (“– Что горит во мгле? / Что кипит в котле? <���…> Посмотри – уха, / Караси цари. / – О вари, вари!..“), который на метрико-строфическом уровне (короткие стихотворные строки парной рифмовки) можно сопоставить с другой репликой Самца и Самки в этой же сцене: „Le monde est là! / Oui, c’est cela: / Gentille boule / Qui roule, roule…“ („Весь мир – тут; / Да, это так: / Прекрасный шар, / Который вертится, вертится…“ [Goethe Œuvres 1821—1825: IV, 114]). Более того, вероятно, обращение Пушкина к разнометрическим формам в рамках одного замысла (4-стопный ямб набросков в тетрадях ПД 835 – 4-стопный хорей („Вот Коцит, вот Ахерон…») и раешный стих („Кто идет? – Солдат…») во фрагментах на листе ПД 76) в целом могло быть подсказано метрической полифонией трагедии Гете, переданной в переводе Стапфера.