Петр Альшевский - Лежащий атаман

На улице достаточно тепло, – сказал Георгий.

А здесь нет?

Я лежу на полу. Без одежды на полу холодно. Сейчас, если ты помнишь, зима.

На улице плюс три – такая у нас зима, – проворчала Татьяна Васильевна. – Но пол, наверное, холодный. Сама я не пробовала, но если ты говоришь… твоей голове не жестко?

Она – часть меня, и я ее ничем не выделяю. Она не лучше прочих моих составляющих, возможно и наоборот: из-за нее я и пропадаю. У меня с ней старые счеты, но не биться же ею об пол. Поднимая и врезаясь затылком. Не стой надо мной! Не нависай… отойди к двери. Завтра я открою дверь, потом вторую дверь и пойду к школе. Чтобы походить возле нее и вспомнить, что класса до пятого я был, как все. Это должно мне помочь.

Не до пятого, – сказала Татьяна Васильевна.

А до какого?

До третьего. Ты надломился раньше, чем ты думаешь.

Ну… ну не стой же ты надо мной! – хватаясь за голову, закричал Георгий. – Я бы вскочил и избавился… не получается!… я бы посмел!… не получается…

ОБЕРНУВ вокруг шеи колючий шарф, Георгий бродит среди деревьев за зданием школы, предстающим для него мрачной крепостью. Георгий сжимается, хочет уйти, в его взгляде нарастает безысходность, однако сделанное над собой усилие позволяет Георгию расправить плечи и ощутить уверенность в возможности штурма, проводимого им не вовне, а где-то в себе; героический настрой на внутреннюю победу сбивают две десятилетние девочки, опасливо проходящие между мужчиной и школой. Мыслительные конструкции Георгия рушатся. Происходит мгновенный обвал, и Георгия охватывает жуткое одиночество. Протягивая к девочкам руку, он с ними заговаривает.

Вы учитесь в этой школе? – спросил он.

А вам что за дело? – переспросила первая девочка.

Я тоже в ней учился. Видите, я подрос, но я вокруг нее хожу, смотрю, что изменилось, по-моему, ничего. Хотя я учился в ней недолго, и меня из нее рано перевели. В другой район я не переехал. Я, где жил, там и живу, особых перемен не было… если говорить не о том, где я живу, а о чем-то ином, случившимся со мной, я бы вам рассказал, однако вам скучно. По вам заметно, что вы спешите. Новый Год вы будете встречать дома? Не в одном, а каждая в своем. Или вы сестры?

Вы интересуетесь сестрами? – спросила вторая.

Но вы же не сестры, – пробормотал Георгий.

И теперь вы нас к себе не позовете? – поитересовалась первая.

Ко мне? – удивился Георгий.

Встречать Новый Год, – кивнула первая. – Ты бы к нему пошла?

Вместе с папой, – ответила вторая. – Он бы ему быстро все кости переломал.

И полутруп сдал бы в полицию, – добавила первая.

Да вы о чем? – воскликнул ошеломленный Георгий.

О том, – сказала первая. – О подобных дядях, возле школы ошивающихся, нас предупреждали. Девочек вам захотелось? Таких маленьких, лет по десять? Вы хоть немного понимаете, что это неправильно?

Ты у кого спрашиваешь? – хмыкнула вторая. – У него? После того, как он сказал, чтобы мы с ним шли?

А он это говорил? – спросила первая.

Не говорил, – признался Георгий. – Я сказал, что я здесь учился, и когда меня стала одолевать болезнь, я отсюда… меня отсюда перевели – о болезни я не сказал, и вы решили, что я болен, так оно и есть, но моя болезнь не в том… вы на меня несправедливо ополчились. Я обратился к вам, как к людям, а не как к девочкам… с наступающим вас. Хороших вам подарков, успехов в учебе – вы учитесь в обыкновенной школе, а я доучивался в специальной: ее называют вспомогательной. В эту, что перед нами, я бегал с куда большим удовольствием.

Поэтому вас туда и перевели, – сказала первая.

Меня перевели, и я не спорил. Вовсю стараясь на уроках, надеялся вернулся в простую, но из моей новой школы было не выбраться. Мне и сейчас во взрослой жизни на общую для всех дорогу не выйти. Собственными усилиями никак… надо полагаться на чудо. Не отчаиваться и ждать. Быть готовым.

РАСПИРАЕМАЯ энергией комната. Прижав ладони к коленям, Георгий с прямой спиной сидит на диване, глядя на елку. Большинство висящих на ней лампочек неисправно, но отдельные горят и кое-как освещают его сосредоточенную физиономию: на Георгии нем белая рубашка и черные брюки.

Замеревший Георгий непроизвольно совершает одно неприметное и повторяющее движение – поджимает и разжимает пальцы босых ног.

НА КУХНЕ нечем дышать. Татьяна Васильевна, переминаясь у плиты, готовит праздничный ужин, злобно хмурящийся Валентин Сергеевич убивает время за столом: перед отцом Георгия початая бутылка водки и тарелка с солеными огурцами. На скороводке шипит масло, поднимающиеся от нее испарения заполняют помещение густым смрадом, к изводящим Валентина Сергеевича переживаниям дополнением это становится существенным.