Надежда Веселовская - Сын игромана

– Ты что, не был на школьной линейке?

– Не был, – неживым эхом откликнулся он.

– Тебе не хотелось в такой день проводить сына?

Павел не ответил, и Ирина вдруг испугалась, что он не ответит ей уже никогда. И вообще не будет с ней разговаривать, а останется для нее как фотография – застывшее лицо с неподвижным взглядом, устремленным на что-то неведомое…

– Если бы хотелось, я бы пошел. Давай обойдемся без лишних объяснений.

Это говорил совсем не тот Павел, которого она знала. Тот, настоящий, готов был горы свернуть, лишь бы самолично отправить Тимку первого сентября в школу. Однажды он еще в прежней фирме крупно повздорил с начальством, которому заблагорассудилось послать его первого сентября в командировку. Вследствие чего и стал необходим переход на новую работу.

– Павел, я не понимаю, Павел, подожди, Павел, – говорила Ирина, проходя вслед за ним на кухню, где он включил газ и поставил чайник. – Да что же это такое…

– Что такое? – спросил он с интонацией робота. – Что особенного произошло?

– Ты отвык от нас с Тимкой, – уже чуть не плакала она. – Не разговариваешь, вообще не обращаешь на нас вниманья. Вчера весь вечер просидел за компьютером. И ночью – я думала, ты так сразу не заснешь… ведь мы сколько не виделись! – и дальше само собой сказалось еще не осознанное до конца, скороспело вырвавшееся со дна души: – У тебя что, любовница появилась?!

– Сразу и любовница, – чуть усмехнулся он.

– Нет, ты ответь! Пожалуйста, скажи однозначно, да или нет?

– Глупости, – обронил Павел, наливая в стакан чаю.

Дальше он курсировал по квартире, собираясь в свою фирму, запирался в ванной, откуда вышел выбритый и пахнущий туалетной водой, переодевался… А Ирина все это время ходила за ним как собачка и лезла из кожи вон, пытаясь выжать из него хоть какой-нибудь признак прежнего любящего мужа:

– Я тебя очень прошу… Павел, я умоляю – поговори со мной по-человечески…

Она барахталась в унижении, понимая сама, что делает все неправильно. Если действительно появилась любовница, надо не выявлять, а, наоборот, затушевывать этот факт, чтобы верней сохранить мужа. Стать спокойной и отстраненной, даже слегка рассеянной, как будто ничего не замечаешь… Жить ожиданьем, чтобы все кончилось само собой. Ей нельзя рисковать, хотя бы из-за Тимки, который, в случае чего, не перенесет разлуки с отцом. Ведь они были так близки… (ох, неужели в прошедшем времени?!)

Но она столь жаждала услышать от Павла нечто утешительное, что продолжала выспрашивать, следуя за ним по пятам:

– Павлик, ну скажи… ведь я же переживаю… скажи, прошу тебя, я должна узнать!

– Что ты хочешь знать? – наконец остановился Павел, уже шествовавший с дипломатом в переднюю.

– Есть у тебя другая женщина?

– Я же сказал, что нет.

И он хлопнул дверью, а Ирина так и осталась стоять в прихожей, прислонившись к дверному косяку: не было сил держаться на ногах без опоры. Он сказал «нет», и что-то внутри нее отозвалось внутренним согласием: она почувствовала, что это правда. Но странное дело: вместо огромного облегчения, вместо острой радости после пережитых страхов Ирина испытывала сейчас то самое гнетущее чувство, донимавшее ее со дня возвращения в Москву. Вроде все хорошо, да нехорошо. На всех них наползало нечто гадкое и опасное, и коренилось оно не в каких-то обстоятельствах извне, а в самом Павле. Несмотря на то, что сказал он правду – любовницы у него действительно нет.

Если первоклашки – новички в школе, то пятиклассники – новички средней ступени, на третьем, старшем, этаже. Раньше он был для них под запретом, а теперь новая учительница, «страшная по литературе», как говорила Славкина мама, сама привела их туда и впустила в класс. Здесь пахло новизной: недавно высохшей краской, еще не выветрившимся линолеумом и свежим пластиком, набитым на бортики столов. Это был запах новой жизни, на ступень ближе к жизни взрослых: то младшая школа, а то уже средняя. Начинать учебу в таком классе дух захватывает, словно мчишься на большом папином велосипеде, которым еще не умеешь как следует управлять. Страшно упасть с разгону, но все равно здорово… Ни за что не захочешь пересесть на свой привычный низенький «Аистенок».

Наконец 5«А» разместился в классе и начался первый урок, состоящий в основном из разных объявлений и объяснений. Ведь никто из ребят еще не знал, какие правила в средней школе…

«Страшная по литературе» оказалась совсем не страшной: она говорила спокойным голосом, часто улыбалась и очень понятно все объясняла. Наверное, Славкина мама назвала ее страшной потому, что нос учительницы был приплюснутый, глаза выпуклые, а все лицо как будто вдавлено внутрь. Но какая разница? Тимка считал, что красивыми бывают только девочки, а взрослым тетенькам это вообще ни к чему…