Владимир Посаженников - Пессимисты, неудачники и бездельники

– Ну ни фига себе, – вымолвил он и потащил товарища в туалет, так как тот продолжал поливать паркет в спальне. Федор поддался, но постоянно оглядывался, выписывая одновременно круги на полу.

– Ты видел? – первое, что сказал он, доделав дела в туалете. – Нет, ты видел? Сидит!!! Он сидит!

Не вникнув в происходящее, Саня сказал:

– Да и фиг с ним, пусть сидит! – не понимая, про что Федор ему говорит, продолжил типично: – Ну и пусть сидит, хлеба не просит же?!

Федор обернулся и вполне серьезно спросил:

– А если попросит? Дать?

Так же не врубаясь, Саня сказал:

– Дай, конечно! – чем окончательно загнал Федора в ступор.

– Дам! – уверенно сказал Федор. – Обязательно дам!

В комнате резко зазвонил телефон. Музыка звонка была торжественна и настойчива и называлась «Время, вперед!». Раньше она звучала в титрах программы «Время».

– Какого черта в двенадцать ночи кому-то надо, – подумал вслух Саня.

А Федор, видно забыв, что ради прикола перед утренним собеседованием закачал эту мелодию на общий сигнал – в надежде, что во время собеседования кто-то позвонит ему и он вальяжно скажет, что, мол, извините, знакомый депутат звонит, чем подчеркнет свою значимость и состоятельность, – офигев от рассказов Сани и приключений с зайцем, брякнул:

– Это ПУТИН!

Звонила Санькина Мамулька, так как Санька сразу после того, как проинформировал жену об отъезде, выключил свой мобильник. Федор, до конца не въехавший в реальность, сказал ей, что, мол, Санька звонил из Конотопа и у него все хорошо. Мамулька обозвала его дебилом и положила трубку.

Всё потихоньку возвращалось на круги своя. Раздавив четвертую, решили ложиться спать, с условием на следующий день отнести зайца на кладбище к ботанику и оставить его там вместе с парой хороших вязаных носков.

Утром все пошло наперекосяк. Спустившись к почтовому ящику за «Спорт-Экспрессом» (Санька в любом состоянии должен был знать, что творится в спортивной жизни страны), Федор обнаружил там очередную платежку от управляющей компании. Платить надо было с каждым месяцем все больше и больше, на что Санька сказал, что эти ТСЖ, судя по счетам, могут содержать как минимум команды первого футбольного дивизиона, о чем предложил незамедлительно сообщить министру спорта, чтобы тот внес эти организации в программу развития массового спорта в стране. Покопавшись в инете насчет управляющих компаний, мужики поняли, что страна поддержит их начинание, – в противном случае вся эта веселуха закончится Ходынкой.

Поправившись по сто пятьдесят, поехали на кладбище, забыв, конечно, взять с собой зайца, но носки возле метро купили. Вначале, приобретя два букетика алых гвоздик, по заведенной у них традиции зашли к Ленчику. Ленчик был когда-то фигурой городского масштаба. Можете представить себе: в начале девяностых на улице провинциального русского городка навстречу туристам, приехавшим посетить местную достопримечательность в виде музея старинных хомутов и подпруг, выходит пара мужиков, как две капли воды похожих на Леонида Ильича и Рональда Рейгана, идет и мирно беседует на тему, как тогда говорили, развития двусторонних отношений. Туристам не приходило в голову сразу сложить два и два, что в истории они как-то не пересеклись: их напрочь убивал шепелявый тягучий голос нашего генсека и чистый «американский» товарища американского президента. Это потом ребята узнали, что наша политическая парочка репетировала день и ночь с привлечением всей лингвистической верхушки преподавательского состава местного вуза и что товарищ Рейган, отработав двухминутную речь до автоматизма, больше по-американски ничего не знал и на вопросы импортных туристов, невесть как оказавшихся в российской глубинке, отвечал коротко и ясно: «No comments». Куда со временем пропал господин американский президент, знают только история и, наверное, его бывший партнер по переговорам, но он пропал, как только Ленчик на пике своей популярности в городе подался на выборы в мэры. И каково же было удивление политологов и социологов, когда по всем их опросам этот старый маразматик (а они так его называли) стал лидировать в предвыборной гонке! Что тут сказалось, понять не мог никто: то ли ностальгия по колбасе за два двадцать и водке по три шестьдесят две в эпоху роста цен и дефицита, то ли просто протестные убеждения народных масс, – но шухер случился большой. Приезжали даже консультанты из центра – но нет: его рейтинг, паскуда, только рос. И вот незадача: чем больше Ленчика хаяли-поносили, тем увереннее были он и его кривая роста. В конце концов его все же сняли с дистанции, не найдя ничего лучше, чем привлечь к этому его дебила сынишку, пообещав ему, видно, проездной на городскую карусель либо экскурсию в главный «Макдональдс» страны на Тверской, но факт остается фактом: папашу он сдал. Мешая русские слова с феней, он выступил на городском телевидении, рассказав при этом, что у него есть документ, подтверждающий его, то есть отца, зоофилические наклонности, и все собаки и даже кошки в городе, если бы могли, подтвердили бы его, сына, слова. Папашу тут же, в парадном мундире маршала, скрутили и сдали в дурку на освидетельствование. Выпустили его ровно через четыре года, как раз накануне новой предвыборой гонки, но, наевшись лечебного борща в больничке, изрядно потускневший Ленчик решился лишь на то, что пришел голосовать в больничной пижаме с биркой «Первая демократическая жертва России». Дальше, видно, не пережив предательства близких, он стал угасать на глазах. После его смерти сынок, ставший к тому времени бандосом, видно, раскаявшись, спер где-то бюст Брежнева и водрузил его на могиле отца, чем сделал ее точкой скорби униженных и оскорбленных демократическими режимами разных периодов. Вот и Федор с Саней, иногда заходившие на кладбище навестить уже ушедших друзей, завели традицию возлагать деду-баламуту букет гвоздик, заодно помянув веселое время самой дешевой на их памяти продовольственной корзины.