Это было время, когда «химия» уже активно входила в наш быт, но о влиянии ее на человека или, точнее, о контроле влияния – ни у кого голова не болела. Как – то мама приказала мне на огороде посыпать капусту от гусениц дустом – весьма распространенным химическим средством от гусениц. Со свойственной мне тщательностью я обсыпал ею белые плотные кочаны, предвкушая окончательную победу над паразитом. Лет через пятнадцать выяснилось, что яд дуста вообще не выводится из человеческого организма!
В школу, кто-то принес огромную лужицу ртути. Мы разделили и передавали ее с ладошки на ладошку восторгаясь и чуть не суя нос в загадочное жидкое серебро! Учительница, обеспокоенная повальным нарушением дисциплины, приказала выбросить «эту гадость» в мусорное ведро, стоявшее в углу класса. Каждый нехотя исполнил приказание. Ведро же с «серебром» стояло в классе целый день! Позднее, в гостях у своих родственников в Германии, я рассказал об этом. Обескураженный и раздосадованный дядя недовольно хмыкнул: «Russen sind als Kinder»! [3] (нем.) Русские, как дети!
Хотя мы и были дети, только советские.
Будучи уже вполне выраженным отроком, я решил как-то симулировать простуду:
– Мам, в школу, наверное, не придется идти. Что-то голова разламывается, видимо температура, – убитым голосом сказал я, прижимаясь поближе к печке, на которой варилось ведро картошки для свиньи. Без лишних слов, действуя, как всегда по утрам, быстро и энергично, мама подала мне градусник. Недолго думая (а еще физиком себя считал!), улучив момент, я вытащил из подмышки злосчастный термометр и подставил над кипящим ведром. Легкий треск… и у меня в руке только жалкие остатки градусника. Ртуть и часть стекла ухнули в ведро! Страх и гаденькое чувство предательства охватили меня. Я и понятия не имел о ядовитости ртути (про коммунизм трещали на каждом углу, а вот о ядовитости ртути – никто и никогда не говорил!) и она меня не беспокоила! Но разбитый градусник! Но стекло, которое попадет поросенку! Минута колебаний… и трусость пересилила здравый смысл.
Матери я признался, что уронил градусник на батарею и выразил готовность идти в школу, так как «температура, кажется, прошла». Ведро с картошкой, приправленной ртутью и стеклом, отправилось к поросенку Борьке, который, со временем, пошел на стол всей семье. Это была моя первая осознанная подлость, вызванная трусостью.
Нам, пацанам, в руки попал желтоватый кусок серы. Как водится, мы разделили его, и каждый поджег свой. В сгущавшихся вечерних сумерках падающие на землю капли горевшей серы фосфоресцировали нежным голубоватым светом. Мы бегали по улицам и «капали» везде, где можно и нельзя, пока, наконец, меня первого не затошнило, и я, пошатываясь, побрел домой. Дома меня вывернуло наизнанку от рвоты, и испуганная мама отпаивала меня теплым молоком.
Как-то, шастая по заводу, мы обнаружили огромные бассейны с теплой водой (шламбассейны для охлаждения технической воды) и, естественно, кинулись купаться. При этом у рабочих, проходивших мимо, эта милая сценка не вызвала никаких эмоций! Национальная индифферентность! Попрыгали-то мы в воду лихо, а вот вылезть оказалось непросто. Стенки бассейна оказались крутыми и скользкими от осевшей грязи, и мы, младшие, еще плохо умевшие плавать, не могли дотянуться до края и нахлебались порядочно отвратительной, грязной воды, пока старшие не сунули в воду отрезок трубы, с помощью которой и вытянули бедолаг.
Если ко всем этим картинкам счастливого детства добавить сам факт проживания вблизи мощного цементного завода и комбината асбоцементных изделий; близость к эпицентру произошедшей в конце пятидесятых утечки радиации (Челябинск-40), где, как будут говорить много позже – было несколько Чернобылей – остается только порадоваться, как это я, живой и относительно здоровый, лежу на этих нарах.
Я полюбил учебу с пятого класса. Учебник истории древнего мира, который я принес вместе с другими интересными учебниками из книжного магазина, меня восхитил до дрожи. С этих пор запах типографской краски стал для меня священным и всегда вызывает восторженное ожидание. Я жил среди героев этих цветных иллюстраций: собирал оливки в роскошных средиземноморских садах; стоял плечом к плечу в фаланге Александра, ожесточенно сопротивлялся вместе с братьями-спартанцами при Фермопилах, спасался в морском сражении на обрубке мачты в ласковых водах Эгейского моря, – душа моя порхала от одной картины к другой и все будто узнавала, и словно вновь все переживала!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу