Николай Таратухин - С гитарой по жизни. Воспоминания

Конечно, у большинства людей эта картина: мать с тремя детьми – вызывала сострадание, и они жертвовали нам и деньги, и продукты. Но находились и такие, которые допытывались: «Москали…?» Мать отвечала: «Цыгане». Как сейчас помню, мать говорила: «маскируемся под цыган». Это не вызывало сомнения потому, что уж очень пестрой выглядела наша татарская одежда, которую мы донашивали второй год. Но с цыганами нам пришлось все же познакомиться. Видимо, вокальные данные матери не остались ими незамеченными. Они восхищались ее голосом и пригласили в свой хор. Это были добрые цыгане. Нас они не обижали, с их детьми мы быстро подружились, а мать отрабатывала «свой хлеб» в цыганском ансамбле. Цыганки быстро обучили мать гадать на картах. Нам осложнял жизнь языковой барьер. Цыгане кроме своего цыганского, хорошо владели и местным – непонятно каким языком, напоминавшим украинский, но с примесью польских и венгерских слов. Русским языком они не пользовались.

С цыганами мы попали в город Жовкву, сейчас он называется не так, расположенный в 40 километрах от Львова. Голода там не было. С цыганами мы расстались (мать отказалась кочевать в Румынию), обосновавшись в пустующей квартире на окраине городка. Мать за время пребывания у цыган с успехом окончила «цыганский факультет» и мы с нею ходили по окрестным селам, вполне профессионально предлагая свои «актерские» услуги. В некоторых домах нас гнали прочь, иногда травили собаками, но в большинстве кормили и даже пускали на ночлег, при этом мы заметили, что чем богаче дом, тем хуже к нам отношение. В одной из крупных деревень мать нанялась штукатурить дом, а специалистом она была хорошим. Хозяин оказался председателем сельхозартели и уговорил ее остаться работать у них, предоставив пустовавший домишко.

Сейчас, когда много говорят о Ванге, я вспоминаю о матери. Была ли она экстрасенсом, сказать не могу, но было что-то у нее от магии. Она гадала на картах не хуже цыганок. Слава о ее способностях предсказывать судьбу, а также узнавать, жив или умер человек, на которого раскидывались карты, быстро облетела все окрестные села. Её даже испытывали несколько раз, подсовывая фотографии умерших людей с просьбой узнать их судьбу. Но ни разу она не ошиблась. Очереди к ней собирались огромные. Особенно укрепилась за ней слава предсказательницы. Однажды, когда она, видя, что сосед грузит мешки с пшеницей на телегу и собирается на мельницу, сказала: «Грицько, не надо сегодня ехать. Там будет, я так вижу, большая беда». Григорий послушался, а вечером пришла весть о том, что бандеровцы у млына (мельницы) постреляли многих селян и забрали муку.

Денег мать за гадание не брала. От продуктов не отказывалась. Жили мы в этой деревне по 1949 год. Я ходил в украинскую школу, где все говорили только на украинском языке. Но внезапно все изменилось. Мать затосковала по Родине, и мы вернулись в Крым в свой дом в городе Бахчисарае, где она и умерла через пять лет от рака. Но если говорить честно, то, когда мы вернулись домой, мать рассказывала, что тоска по Родине у нее была, но не столько сильной, чтобы собрать вещички и в спешке убежать из этого села. Дело в том, что погадать на картах к матери часто прибегали жены бандеровцев, скрывавшихся в окрестных лесах. Они матери по секрету рассказывали о намерениях своих мужей. Видимо, так было и с мельницей. А когда одна из них рассказала о намерениях «лесных братьев» вырезать всех русских, живущих в районе, то приняла это решение.

Умирала она очень тяжело. Последний месяц жизни находилась в бахчисарайской городской больнице. Когда медсестра сказала мне, что жить матери осталось несколько часов, я забрал из детприемника (в то время так назывались учреждения, распределяющие по детским домам беспризорных детей) своих братьев и привел их в палату к матери. Она была в беспамятстве, но, когда мы окружили ее постель, она вдруг открыла глаза и маленькие две слезинки покатились по впалым ее щекам. Она молча смотрела на нас, а потом жилка на ее шее перестала пульсировать. Я сказал тогда братьям, что мы теперь круглые сироты… Но, как оказалось, я все же ошибался.

Вернулись мы в Бахчисарай, где мы отсутствовали целых три года. Дом наш благополучно пережил отсутствие хозяев, но встретил беглецов осенней прохладой. Особенно холодно было ходить по глиняному полу – деревянный так и не успели до войны родители настелить. Мать задумала сложить в доме русскую печь с лежанкой для всей семьи. Помимо штукатурной работы она знала печное дело и могла сложить самую замысловатую по конструкции печь. Но для это цели нужен был кирпич, а в условиях нашего города – это почти непреодолимая задача. В Крыму в то время основным строительным материалом был инкерманский белый камень и ракушечник.