– Я не знаю, Соня. – Ему не хотелось ни эмоциональных разборок, ни вдумчивых диалогов, ничего, кроме как молча держать ее в объятиях и считать именно эти мгновения своим персональным счастьем. – Если думать еще и об этом, то можно спятить.
– Вот и не думай, не думай! Я твоя, и никто не заменит мне тебя!
Она словно кубарем скатилась с небес, снова принялась целовать его, на этот раз всерьез, и мысль о скором отъезде позорно капитулировала, давая волю желаниям. Он прижал ее голову к своему плечу и вздохнул. Когда она говорила так, когда сияла глазами, он верил, даже если смотрел сердито и отнекивался, даже если заставлял ее обижаться и искать новых доказательств, даже если разум нашептывал ему привычные слова о предательстве и лжи. Ее искренности он не мог противостоять, какие бы логичные аргументы не возникали в его разыгравшемся воображении.
– Ты ведь останешься? – с вкрадчивостью хищника, загнавшего жертву в угол и желающего поиграть перед сытным ужином, спросила она, чутко уловив момент, когда он расслабился и почувствовал себя комфортно. – Я позвоню на работу и возьму выходной.
– Мне пора ехать, – с сожалением встрепенулся он, выйдя из забытья, и решительно стал выпутываться из ее рук. – Я заскочил буквально на несколько минут, чтобы сказать…
– Мне не нужны извинения, милый, – проворковала она, на удивление крепко прижимая его к подушке. – Просто люби меня и верь мне.
– Я и не собирался извиняться, – пробурчал Илья, задетый, что она так быстро разобралась в его настроении, словно читала мысли.
– И правильно… Тебе не за что!
Она терлась об него и выпускала когти, и его собственное тело категорически воспротивилось попыткам трезвого ума вытащить его из постели.
– Софья! Ты снова играешь со мной.
– Ну, может, самую чуточку, – с наигранной стыдливостью гетеры созналась Соня и, довольная собой, опять замурлыкала под его помрачневшим взглядом. – Давай ты никуда не поедешь… А я напомню тебе, как это бывает, когда мы снова вдвоем и никого больше нет в целом свете. И солнце светит только для нас. И ради этих минут можно отдать полжизни.
– Обе половины моей жизни отданы работе, – отрезал он, от души ненавидя в этот момент свою работу, самолеты, расписания, референтов и иностранных инвесторов, и посмотрел на циферблат. – Пора!
– Воспользуйся одной из моих… А я пока расскажу тебе, что будет чувствовать твое тело, когда ты позволишь мне расстегнуть на тебе рубашку, потом ремень…
– У меня нет времени на болтовню!
Он почти оттолкнул ее, и где-то вдалеке часы мелодично пробили семь утра, в кармане завибрировал телефон, а Соня зашептала:
– Так я и напомню не словами!
– Отпусти!
Но она не сдавалась, и теперь он знал, что чувствует осажденная крепость, готовая вот-вот пасть под ударами противника.
– У меня переговоры в Женеве, Софья. – И когда она отмахнулась от переговоров и от Швейцарии вместе со всей Европой небрежным жестом, вспомнил и ухватился за это спасительное воспоминание: – Я привез тебе безделушку, такую же, как ты, красивую и совершенно бесполезную.
Движимая любопытством, она ослабила хватку, и Илья полез во внутренний карман пиджака, довольный своей шуткой, памятуя, какую сумму отвалил за этот пустячок. Соня горящим взглядом следила за его неторопливыми движениями.
– Вот. Примерь. А то ты вечно опаздываешь.
– Это потому что забываю о времени, думая о тебе, – прошептала Соня, продевая руку в золотой браслет маленьких изящных часов. – Какая прелесть, милый! Они бесподобны! И точно пришлись на запястье! Буду носить их, не снимая.
Она, как всегда, преувеличивала и смотрела восторженными глазами. Подарок явно пришелся ко двору и вызвал бурю положительных эмоций, но не смог остудить ее неуемных желаний. Соня снова открыла ему объятия, и он остался доволен, что смог угодить своей капризной нимфе.
– Мне пора, маленькая моя, отпусти, – не имея сил подняться, все еще сопротивлялся мужчина.
Но Соня смеялась и не отпускала, взяв на себя роль амазонки. Ее ласки стали слишком откровенными, так что между поцелуями и болтовней ему не осталось ничего иного, как перевернуть ее на спину и снова напомнить упрямой девчонке, кто здесь главный, и кому решать, когда оставаться, а когда уходить. Илья мельком отметил вновь сближающиеся стрелки на Сонином запястье и с показным недовольством признал, что лишние двадцать минут, потраченные на встречу с любимой женщиной, не повредят ее главной сопернице – работе.
Читать дальше