Я считала, что меня не правильно воспитывают, поощряя едой и радуясь моему аппетиту. Я не могла сама себя остановить, тем более решиться на посещение эндокринолога. Мама говорила, что я настоящая красавица, но для меня это был пустой звук. Все родители говорят такое своим детям, если искренне их любят. Вместо того, чтобы разработать щадящее диетическое питание, мои родные люди продолжали меня закармливать и уверяли, что все само собой пройдет вместе с переходным возрастом. Когда тебе 13, а твой вес больше, чем у твоих одноклассников – в это с трудом верится. Я себя ненавидела. Мамины подруги, завидев меня, тут же отпускали шуточки по поводу моей внешности, намекая, что с такой комплекцией мне впору выйти замуж и начать рожать детей. А я, слушая обидные слова, медленно умирала. Я все еще оставалась ребенком, которому хотелось идти по улице за руку с мамой, но едва я это проделывала, как маминых знакомых начинал обуревать смех.
В школе мне никто не говорил, что я толстая, лишь некоторые учителя аккуратно намекали, что я крупная девочка. Особенно пожилая учительница трудов, предмет которой я на дух не переносила. Ее занятия были по пятницам двумя последними уроками. Это единственные в моей жизни уроки, которые я прогуливала. Если все-таки мне не удавалось вовремя сбежать, то целых два часа я сидела, грустно рассматривая кусок материала перед своими глазами. Учительница заставляла нас шить. Шить я не умела, не хотела и даже не старалась научиться этому делу. Она меня просто сводила с ума своим шитьем – ночнушки, фартуки, юбки и косынки. Эти отвратительные изделия до сих пор лежат в моем шкафу. Я не сделала ни строчки, всю работу дома за меня выполняла мама, которая еще в моем далеком раннем детстве поняла, что швея из меня никудышная. Став взрослой, я по сей день не держу иголки в руках. Обязанности по пришиванию пуговиц себе и мне, штопанью носков, и ликвидации мелких дырочек на одежде с удовольствием выполняет мой умный, понимающий муж. На занятиях по трудам я хотела учиться печь пироги, правильно делать уборку, постигать все азы домоводства. Но учительница была настолько стара, что домоводство ей опротивело еще дома лет двадцать назад. А шитье нет. За шитьем можно было с легкостью скрыть начинающийся склероз, чего никак не сделаешь у плиты, когда на ней убегает молоко, а в голове легкая прострация.
Учительница приносила нам желтые, пахнущие стариной журналы «Бурда Мода» за 1978 год, в которых были потрепанные ей же самой выкройки, и мы всем дружным составом девочек выбирали из них что-нибудь эдакое. После кропотливой работы на стрекочущих швейных машинках, обозначенной заунывным девичьим пением и плетением косы, мы были призваны восхищать окружающих готовым изделием на себе. Я не проявляла никакой инициативы. Сидела перед альбомом с цветными лоскутками, засиженными мухами, и равнодушно смотрела на суетящихся одноклассниц. Учительница не могла стерпеть моей бесхозяйственности и подзывала меня к себе. Я, молча, подходила.
– А что тебе здесь нравится? – заискивающе спрашивала она.
– Ничего! – холодно отвечала я, рассматривая серые линии выкроек.
– Ну, хоть что-нибудь да должно нравиться?! – раздражалась учительница.
– Ну, тогда это! – показывала я пальцем на первый попавшийся расчерченный листок.
– Нет, это тебе не пойдет. Ты у нас девочка крупная, а это совсем для детей!
Крупной я быть не хотела и потому вечером со слезами на глазах умоляла маму отвести меня к диетологу. В свои 13 я надежно вбила в голову, что имею ожирение, и больше никто меня не мог в этом переубедить. Масла в огонь добавляла моя племянница, она младше меня всего лишь на год, а комплекция ее была совершенно недоразвитой, больше походившей на изможденное тело ребенка из Освенцима. Если мы ходили вместе, моя огромная семья каталась по земле от смеха, называя меня «слоном» и «здоровухой». Как же я завидовала этому дистрофику, как мне хотелось поменяться с ней местами! Это была первая и единственная зависть в моей жизни. Достигнув вожделенной дистрофии, у меня даже не остается сил, чтобы дышать, не то что смотреть по сторонам и кому-то завидовать.
Летом мы с мамой отправились отдыхать на море. Такие поездки были неотъемлемой частью моей жизни, начиная с трех лет. Мама любила дорогу, поезда и самолеты. И едва я достигла возраста, позволяющего выдерживать утомительные путешествия, как она стала брать меня с собой. Раньше, будучи совсем несмышленой девочкой, я лазила по горам Кавказа следом за мамой, изучала окрестности или плескалась в соленом Черном море в Крыму во всех его мыслимых и немыслимых точках с единственной задачей: не потеряться, не утонуть, не обгореть. Но когда мне исполнилось 13, и мы отправились постигать местный колорит Феодосии, я поняла, что задач в жизни куда больше, особенно, если постоянно приходится ощущать на себе давление собственного недетского тела. Еще в поезде в мою голову пришли мысли, что изменилась я вся, начиная от восприятия людей в вагоне и заканчивая постоянным состоянием тошноты. Прежде все меня забавляло: поручни, верхние полки, веселые ребята в соседнем купе. Сейчас же обуревали раздражение к пассажирам, таскающимся туда-сюда с чашками и ложками, и негодование из-за кричащих детей и распивающих всю дорогу спиртные напитки их родителей. Путь, отнявший 28 часов моей жизни, казался сущим наказанием. Было жарко. Окна не открывались. Мамина подруга Таня, пожелавшая составить нам компанию на отдыхе, взяла с собой жареную курицу: жирную с золотой корочкой. Курица была завернута в огромный лопух. Когда Татьяна извлекла ее из своей дорожной сумки, меня затошнило. Купе наполнил приторный запах сладковатого мяса, жира и специй. Я закрыла пальцами нос. Но Таня, весело подмигнув мне, начала разворачивать темно-зеленый лопух. Женщина отломала крупное бедро и протянула мне. Я с отвращением смотрела на блестящие Танины пальцы, измазанные пряными травами и чесноком: на обручальное кольцо прилипло тонкое куриное сухожилие. Меня выворачивало наизнанку, но я все же потянулась за куском, направленным в мою сторону. Потом за вторым и третьим. Мимо проплывали степные пейзажи, а я мучилась болями в животе и корила себя за съеденное. В вагоне было настоящее пекло. Туалет не работал. Потные пассажиры ели яйца. Я валялась на своей нижней полке, обхватив обеими руками раздутый живот.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу