Иван Сохатов - Технология любви

Подливаю ему кофе.

– Как поживает Обезьян? Цел ещё? – Никите хочется приятного разговора. Тема хорошая, ностальгическая.

– Что ему сделается? Продвигает науку в институте Высшей Нервной Деятельности. Отдельный вольер, трёхразовое питание.

Уход и внимательное отношение со стороны администрации ему обеспечен. Ещё бы – американцам заплатили за него и за его подругу по миллиону долларов. Обезьян сохраняли в целости и сохранности в надежде на возобновление программы полёта на Марс. Но сохраняли уже только их – программа была практически свёрнута.

Я интересуюсь: помнит ли он врача Тоню? Брат сейчас у неё в больнице. Никите ни имя её, ни подробное описание внешности не говорит ничего.

После передачи ключей настроение Никиты явно поднялось. Долго сидеть он не намерен. В дверях, надевая ботинки, интересуется – посещаем ли мы с братом Ботанический сад.

– Вам бы перебраться в зоологический? Там жирафы спариваются. Не видел? У меня была подружка, мы с ней по весне ходили смотреть. Её это возбуждало.

Поясняю ему, что после инфаркта зоологический сад не годится. Брату показано успокаивающее, а не возбуждающее. Он где-то вычитал, что для продления жизни, полезно следить за тем, как растут и развиваются растения. Их биотоки стабилизируют нервную систему. Дерево это молитва, направленная от земли к небу.

– Это брат так говорит, – успокаиваю я Никиту, а то он уставился на меня огорошено.

– Актёрку то он привести просит. Она не дерево, – гнёт он свою линию, – друид из него никакой не получится.

Из окна кухни я вижу, как он садится в машину. Розовощёкий, моложавый, неплохо выглядящий для сорока пяти лет, крепко сбитый мужчина. Волосы чуть длиннее, чем следовало бы – дань любви незабвенным битлам. На нем приличный кожан, новые джинсы и остроносые штиблеты, начищенные до блеска.

Никита уезжает. Располагаюсь на диване и размышляю о том, что мы говорим о любви слишком широко. Согласитесь: любовь к женщине нечто другое, чем любовь к Богу. Первобытные племена для обозначения травы или деревьев используют десятки, а то и сотни слов. У них практически отсутствуют общие понятия. Мы в другой крайности: одним и тем же словом определяем слишком многое.

Любовь к жене – развелись полгода назад; и к моей подружке – роман с ней у меня прекратился чуть позже, чувства различные и обозначить их одним словом затруднительно. Первое уверенно развивалось, дошло до высшей точки развития, и плавно снизошло. Второе – какая-то вспышка, страсть неразумная, налетевшая как шквал. Разные совсем чувства – одного слова мало.

Теперь у нас всё по-новому. Разнообразие половой жизни усиленно пропагандируется, но это дело хлопотное и требует средств. Мне всегда казалось, что неумение создать стабильную семью позорно. Оказалось, что этим можно гордиться. Мы обсуждали эту тему с Никитой, и он сказал, что с возрастом я становлюсь ханжой. Пусть так.

В основе блуда – в гораздо большей степени, чем это желают показать – лежит неумение найти то, что надо. Мои родители обошлись без взаимных измен – я уверен в этом. В Бога они не верили и не заключали союза, за который с них спросят на страшном суде. В непрезентабельной конторе Загса, неподалёку от нашего дома, им в паспорта, в присутствии ближайших родственников и друзей, настроенных на праздничное угощение с обильной выпивкой, резиновым штемпелем поставили синие печати. Расписывались они не в книге судеб, а в конторской книге с картонной обложкой серого цвета. Подписи эти предназначались районному суду, а не верховной инстанции, случись Папуле неаккуратно выплачивать алименты. Они часто ссорились. Многое вызывало у них диаметрально противоположные реакции, но вместе они прожили много лет и не жаловались.

Откуда такое постоянство? Я всегда останавливался на том, что констатировал факт – это было. Подсознательно я стремился к тому же, но у меня так ровно не получилось. Мои отношения с женщинами носили извилистый характер. У брата наблюдается то же, но в большей степени.

Если бы не продолжительность романа – почти десять лет – я бы внимания на него не обратил. Но десять лет! За это время люди рожают детей и отправляют их в школу; расходятся и опять сходятся; создают устойчивые семьи и рушат неустойчивые. А тут какое-то вялотекущее, аморфное действо – ни жены, ни детей. Брат заводил об этом туманные разговоры, но я не потрудился даже понять, к одной женщине они относятся или к нескольким. Брат намекал на то, что эта связь имеет для него какое-то особенное значение. Я равнодушно кивал головой: почему бы и нет – дело житейское. Он прерывал свои излияния.