Крыласов Александр - Рыбьи души

– Спроси у своей мамы, от кого ты произошёл? – посоветовал Семён Максимович.

– Она мне говорила, что мой папа – лётчик-истребитель…

– …погибший на учениях, – продолжил Волобуев. – Так все одинокие мамы говорят, чтобы их дети испытывали гордость за своих отцов …и как можно дольше оставались в розовых очках.

– Вы хотите сказать, что мой папа не лётчик-истребитель? – потерянно промямлил Евлампий.

– Нет, – развёл руками Семён Максимович и мстительно добавил, – и не атлант, и не рептилоид, и даже не гуманоид – а я, именно я, прихожусь тебе биологическим отцом. Ты должен быть мне по гроб жизни благодарен за мои незаурядные гены.

Максимыч отечески погладил по голове выбитого из колеи мага и пошёл на выход, оставив Евлампия приходить в себя после открытия тайны его деторождения. По пути он размышлял, что теперь будет часто сюда захаживать. Навстречу Максимычу попалась старуха уборщица, драящая пол в вестибюле.

– Мой сын, – Волобуев с гордостью кивнул на растерянного Евлампия, – только сегодня свиделись.

– Жульё, – с ненавистью протявкала техничка, – все вы одним миром мазаны, шаромыжники. Только и знаете, что честных людей околпачивать.

– Мой сын Евлампий не такой, – вступился Семён Максимович, – он честный шаман, это я вам как родитель говорю.

– Лампадий-то честный? – облокотилась на швабру поломойка, – самый главный здесь проходимец.

Волобуев нахмурился и отмахнулся от старухи, как от внезапно воскресшей совести. Но неприятный осадок остался. «Уволить её нужно», – по-хозяйски решил Максимыч, – «антиреклама нам ни к чему».

Пятым в списке Волобуева значился Антон Мокряков, вкалывающий менеджером в офисе мощной фармацевтической корпорации. Семён Максимович к месту вспомнил, как вёл дела его четвёртый сын Евлампий. Нужно пробраться в холдинг загодя и собрать на Антоху максимум информации. Максимыч рассчитывал расспросить сослуживцев Мокрякова, его непосредственного босса и даже проникнуть в отдел кадров. Увы, Волобуеву даже мимо охранников не удалось проскользнуть. Три здоровяка тупо смотрели на него сверху вниз и молчали. Сначала Максимыч помахал перед их носом курьерским удостоверением, пытаясь легко и непринуждённо просочиться между ними. Затем долго убеждал, что у него назначена встреча с начальником отдела кадров. И, наконец, разбежался как юный жиган, рассчитывая перескочить через охранников, как через турникеты в метро. Но каждый раз он натыкался на сомкнутый строй, дышал охране в пупок и откатывался назад, как набежавшая волна. Что характерно – за всё время волобуевских показательных выступлений «сторожевые псы» не произнесли ни слова. Семён Максимович занял пост на мраморном крыльце, рядом с урной и попытался завести душевный разговор с юношами и девушками, дымящими сигаретками и обильно болтающими по телефону, но наткнулся на отчуждённо ледяные взгляды, срабатывающие похлеще пинков и пощёчин. В результате трёх часов такого бдения, Волобуев промочил ноги, проголодался и нестерпимо захотел в туалет. Единственно, что он вынес из мимолётных разговоров: девушки озабочены лишним весом, болью в горле и апатией, а юноши – ранней лысиной, затруднением при глотании и бесконечной ленью. «Это у них у всех ангина из-за кондёра», – смекнул бывалый Семён Максимович, – «а признаваться они боятся, чтобы не уволили. Вот и жалуются по телефону. Эх, в наше время, стоило человеку заболеть и он честно сидел на больничном две недели, а если нечестно, то и целый месяц. А тут день страшатся пропустить, придурки. Планктон недоделанный. И лень их, видишь ли, заела, дефективных. Таких в утробе ещё нужно давить. Мой Антоха не такой». К холдингу подошла группа людей всех возрастов и оттенков кожи и стала дружно звонить Антону Мокрякову, чтобы он вышел за ними и проводил на тренинг по продажам. Волобуев навострил уши и пристроился в хвост разношёрстной команде. Из здания вышел абсолютно бесцветный молодой человек в дешёвом костюме и неприметном галстуке. Самой яркой деталью его облика была красная папка с логотипом фармацевтической компании. Группа учащихся проследовала мимо расступившихся охранников в лекторий, а Максимыч, невыносимо соскучившийся по унитазу, не стал рассусоливать и сразу поставил сына перед фактом.

– Антошка, а ведь ты, мой родной сынишка.

– Что-о?!

– Ты, Антоха, мой сынулька. А я твой папка.

– Недоказуемо, – Мокряков посмотрел на родителя без тени сыновней любви и благодарности.