Татьяна Чурус: Баушкины сказки. Сборник рассказов

«От понаелись – Марина сейчас постелю стлать «д подушки взбивать пуховенны. Анисья и глаз не успела отвесть от вареников – а они уж на боковую, эт» Марина-т с Прокопом, и любятся, «от бесстужие! Куды кинешься: вареник цоп – и в сенцы: жует, потому голоднешенька. Толь заглотила – слышит: бранится Марина, что торговка с ярманки! А ну, пшёл, мол, отсель, псина шелудивый! Анисья в светелку – сызнова любятся. «От ить диво дивное! Прокоп-т любиться любится, д» толь и кумекает промеж ласкими сладкими, д» на оселедец и намат’вает: то сама любовь с им в обличности Анисьиной к Марине пожал’вала.

А Анисья то и наперед батьки, эт» Прокопа-то, ведала, потому понаелась галушек-вареничков – д» на печи и засопела в две ноздри: пущай, мол, дурни любятся до пол у смерти. А как поповыспалась – сбирала к о го там кушанья, сымала плат с головушки д» в узалок те кушаньи и завяз’вала. Толь на Прокопа с Мариною и глянула: почивают на лаврах любви, «от ить блаженные – д» по-за порог и почапала, а куды, толь ей одной и ведомо. «От сколь там верст прошла – слышит: никак, телега громыхает Прокопова. Завидел Анисью, кричит: возвернись, мол, Анисьюшка, возвернись, милая! К о го рожна тобе надобно, испрашивай! Хошь золота? А на что ей золото-т? Сама золотко! Хошь нарядов шелк о вых? А на что ей наряды-то? Сама обряжена природою. Хошь кушаний лакомых? А на что ей кушанья? Сама сладкая! Потому завсегда и сытая, и одетая-обутая: с ейным даром-т особельным нешто пропадешь пропадом? А хошь, сядешь р о дною дочерью, эт» Анисьей, стало, Прокоповной, д» в дому Маринином? Так тобе и окрещу пред ей: мол, то дочерь моя, принимай, Маринушка! Анисьюшка и польстилась на слова те Прокоповы, потому всё про всё на свете ведала, одного толь и не ведала, коего она роду-племени, коего семени. Потому ныло сердце сирое ночами длинными по отцу-матери. «От и села с им в телегу, с Прокопом-то, села дочерью, как тот и сказ’вал.

«От и потекли деньки масляны: Марина с Прокопом дружка на дружку не надышутся, проедают добро, что припас голова-покойничек на свою-т голову, а при их завсегда Анисьюшка, потому сидит дочерью р о дною. Там в наряды Маринины пышные обряжена, там в красные бусички, в сапожк и сафьянные. Там округлилась на галушких д» варениках, эд’кая стала кралечка. «От Марина раз и сказ’вает: пора нам, мол, Прокопушка, выдавать ей взамуж, Анисьюшку-т. А тот, эт» Прокоп: д» она ж ишшо дите малое, Маринушка, обожди годок-другой, куды как ей нонече-т выдавать – потому ведает, песий ты сын: коль отдадут Анисьюшку в люди – сейчас любовь ихная и ист о нчится, и так, мол, на ниточке худой дёржится. А Марина что в раж вошла: д» сколь тобе годков, доченька? Д» со счету, мол, сбилась, матушка, никак тринадцатый (а сама годок и надбавила, потому удумала уйтить от Прокопа с Мариною на вси четыре стороны – а бул о б пять сторон, ушла б на пять, – потому опостылела ей ихная любовь приторна). А Марина: пора, мол, Прокопушко, ты толь глянь на ей: кровушка с молоком – д» что с молоком – там со сливкими, а круглая-т, а гладкая! Да и есть у мене, мол, на примете добрый парубок, кличут Юрк о м, – «от и окрутим их, пущай, мол, тешатся. И сама б окрутилась с им, д» тобе одного, мол, люблю, мово желанного! – и пошла любиться с Прокопом, Хивря ты Иван’на! Прокоп и истаял, ин упрел, от поцалуев от Марининых, д» и взыграло ретивое: взревновал кралю свою грудастую к Юрк у -т с а мому. А Анисья посиж’вает д» конхветочку сахарну и посас’вает, д» бусичками красными и поигрывает.

А Марина отлюбилась с Прокопом д» и сказ’вает Анисье: ты ступай, мол, во садочек, доченька, – Юрк о там, мол, яблоньки-молодушки высаж’вает. Д» окликни его: мол, Марина просит к собе пожал’вать Митревна. Анисья так и сделала: во садочек пошла, Юрк а возл я яблоньки заприметила д» и окликнула окликом, каким Марина сказ’вала. Юрк о толь заслышал тот голосок сладостный, что пел соловушкой, сейчас точно очнулся со сна глыбокого: дёржит яблоньку-молодушку душистую за стан ейный за тоненькай, а сам во все глаза свои карие д» с искр о й на Анисью глядит на лапушку. А и Анисья залюбовалась на статного парубка, д» толь сердечка ейное на зашлось в груди, потому ведает: хорош Юрк о , д» не тот, не сужанай.

А Юрк о содит яблоньку во землицу рыхлую, а у самого очи текут по личику д» стану Анисьюшкину: д» кто ты, девица, пошто тобе николи не вид’вал? А и как увидишь-то, кады Прокоп схоронил ей, дочерь свою названую, в хоромах с глаз людских – и любится с Мариною до пол у смерти. Люди-т про их уж и язычином трепать намаялись, потому одно д» потому, а толку чуть. А Анисья Юрк у : не про тобе я, мол, Юрк о , и не облиз’вайся. А возьми ты за собе, мол, Ганку, кузнецову дочерь, – счастье ковшом станешь хлебать, «от помяни мое словцо. А Юрк о : ишь ты, кая шустрая, а толь не на того напала, не уйдешь от венца топерича, завтрева ж, мол, зашлю сватов – и смехается в усички, что ровнешенько травушкой-молодушкой шелком по-над верхнею над губушкой стелются. И что ты думаешь, как сказ’вал, так и дело-т деется: поутру сваты в хату к Марине захаж’вали, д» Анисьюшу-молодку сватали, д» одаривали подаркими. А Анисья своё: возьми, мол, Ганку за собе, кузнецову дочерь! Юрк о толь смехается, потому Марина подарки взяла: мол, бери ей, Юрк о , любись на здоровие. У ей, у халды, топерва одно на уме-т: любится по вси дни, люд я м спокою не дает!