Сергей Мироненко: Армейские байки времён страны Советов

Хорошо, что перевод со словарём, но приходится лезть в этот самый словарь практически за каждым словом… кто их придумал на мою голову, эти термины, понимать бы ещё, что это значит, чтобы выбрать из синонимов, ладно, может этот подойдёт, нет, смысл предложения не выплясывается, ага, вот здесь не то, уже понятнее, ладно, напишу так, всё равно эти «англичане» в физике не разбираются, идём дальше…

В общем, времени категорически не хватило и последние слова будущий мученик науки дописывал на листе, который буквально вырывали из рук. Писал уже без перевода: transparent = транспарант и много ещё в таком же духе.

Спасло от провала, как ни странно, то, что был последним в очереди. Когда я начал зачитывать свою писанину, сидящие напротив с журналом экзаменаторы, слегка проголодавшиеся и изрядно уставшие после общения с десятком предшественников, сначала слегка оживились, потом начали с улыбками переглядываться; далее, переспросив о чём-то, засмеялись, ну а когда я дошёл до своих «транспарантов», смех перешёл в гомерический хохот.

Отсмеявшись и вытерев слёзы, председатель комиссии спросил:

– Скажите, пожалуйста, какая у вас оценка по специальности?

– Пять – ответил я с тихой гордостью и смутной надеждой.

– Тогда, будьте любезны, берите журнал. Посмотрим, как у вас с устным переводом…

В итоге я получил «три пишем, два в уме», но о том, что там в уме, знали только четыре человека.

Потом меня с моей полузаслуженной тройкой почему-то зачислили в продвинутую полугодичную группу, хотя по всем правилам свежеиспечённый аспирант должен был попасть в компанию тех, кому учить язык положено полтора года. Первый месяц на занятиях я вообще не понимал, о чём это бодро щебечет с преподавателем тройка коллег, потом втянулся и через полгода сдавал экзамен, но что такое transparent, уже, разумеется, знал… А майор в призывной комиссии, когда я представил документы о том, что зачислен в аспирантуру и уезжаю к месту учёбы, сказал:

– Эх, зря вы юноша! Я бы вас и так направил служить примерно в двух кварталах от вашей академии, в полк связи, отслужили бы годик, а потом бы и поступали.

Может быть, он знал, что готовится изменение сроков службы?

Но теперь жалеть о том бесполезно, впереди – неизвестность, о которой в полутёмном вагоне ходили только слухи и никакой достоверной информации.

Ночь в поезде, ранний подъём, сырое майское утро на незнакомом вокзале и произнесённое в ответ название города: Калининград. Ладно, ничего, а то на букву «К» ещё Караганда бывает, и Камчатка.

Посадка в грузовик, огромный спортзал в военном городке, отдыхаем, насколько можно отдохнуть в огромном, гулком, холодном помещении. Только во второй половине дня за мной пришли. Идём по военному городку, брусчатые мостовые, старые здания с толстыми стенами, казарма с керамической плиткой на полу в коридоре и паркетом в комнатах с двухъярусными железными кроватями.

Вызов в штаб, иду с сопровождающим. Строевая часть, добродушного вида капитан расспрашивает о моём образовании, учёбе в аспирантуре. Неожиданный вопрос: «Пишешь красиво?» Показываю, восторга моя каллиграфия не вызывает, ничего, научишься.

А сейчас – в батарею. Снова казарма, это ваш сержант – командир отделения, вот койка, вот так нужно её застилать, тумбочка, что в ней должно быть и что не положено, слушайте и запоминайте, салаги, второй раз повторять не буду…

Так начиналась новая неизвестная жизнь…

Я не очень хорошо знаю историю происхождения этого названия. Может быть, во времена оные, когда прибывающие гражданские представляли собой радикально неумытых потенциальных переносчиков всяческой заразы, карантин был неформальным и полноценным в смысле их надёжной временной изоляции от уже проверенного здорового коллектива. Ну а в наше время никакой такой изоляции в принципе не существовало. Освидетельствованное придирчивыми медицинскими комиссиями в военкоматах молодое пополнение располагалось в казармах вместе со старослужащими всех официальных и неофициальных рангов. Так что название относилось скорее к временному интервалу между прибытием в часть и принятием присяги.

На слуху было ещё и такое определение как «школа молодого бойца», которое несколько больше соответствовало действительности.

Самый первый урок в школе назывался «сон-тренаж». Состояло упражнение из двух частей и начиналось так. Две дюжины «молодых» под присмотром сержанта выстраивались во внутреннем коридоре казармы напротив дверей в спальное помещение. Затем звучала команда: