Алексей Труцин - Абстрагируемая абстракция

Итак, вернемся к рассказу о мире двадцати. Это не очень сейчас важно, но для общего беглого ознакомления будет не лишним. На востоке располагается огромная вышка, работой которой заведует 1. Он контролирует то, чтобы электрические импульсы между двадцаткой попадали строго по назначению, и каждый получал ту информацию, которая была адресована конкретно ему. Этот дух является техническим центром и главным мозгом, исследователем и инженером мира двадцати, сухим и черствым умом.

На разных этажах башни из мирра, главного материала в строительстве нашей действительности, располагаются жилища духов, а также различные точки для медитаций и ощущатели. Всё мое личное пространство в башне увешано предметами, которые люди называют часами, ни одни из которых не показывают правильное время. Когда-то давно меня очень сильно заинтересовали эти вещи, и я прикупил парочку у 18. Ощущатель – это генератор, к которому мы подключаемся в случае отсутствия новых идей и мыслей для созидания, этот прибор комбинирует уже существующие, усиливает, а также генерирует новые чувства, которые могут испытывать жители мира двадцати. Выглядит он как некая капсула, похожая на закрывающийся и открывающийся бутон камелии. Необходимая, к слову, вещь, когда ты творишь, создавая новые миры. Его изобрел 1, полностью изменив однажды все вселенные, которыми мы заправляем.

Решение соединить два мира не было спонтанным, главным катализатором к нему было появление на свет в мире 7 человека, который полностью выбился из всех установленных правил. Один сумасбродный индивид, изъясняясь грубо, просто высосал все соки из Земли, решив однажды уничтожить все живое.

День 2.

Тридцатилетняя особь человеческой расы проживала в двух шагах от станции метро Речной вокзал в Северном административном округе города Москвы. Многие считают это место необыкновенным по своей атмосфере и энергетике – светлой и доброй, в отличие от остальной суровой и безжалостной столицы. Это был мужчина, длинноволосый и худощавый с огромными красными мешками и синяками под глазами, словно у него был блефарит. Его звали Сергей, и он любил носить шляпы, а также подолгу сидеть за своим рабочим столом, скрестив руки, словно он молится. Хронические нарушения режимов сна и постоянные марафоны с кофеиносодержащими напитками превратили его в вечно дергающуюся и дребезжащую тростинку. Его нервная система была расшатана до предела, но он не гнушался её стимулировать раз за разом. Обычно это проявлялось и бросалось в глаза только в каких-то бытовых мелочах, так как ко всему прочему он ещё и мастерски владел собой, не показывая проблемы со здоровьем другим. Например, Сергей мог по три раза подряд проверять, выключил ли он газ на кухонной плите, каждый раз забывая о предыдущем. Входную дверь он порой запирал по пять раз к ряду. Когда с ним был кто-то рядом, мужчина старался не раскрывать этого секрета, вести себя спокойно и сдержанно. Сергей не хотел, чтобы все вокруг узнали, что он сумасшедший нервнобольной. К сожалению, эта оценочная характеристика отнюдь не ироничная. Ещё в юности ему поставили диагноз – реактивный психоз и он не нашёл более интересной конъюнктуры, чем стать с таким приговором сумасбродным писателем. Когда-то ещё его дед любил поговаривать, чтобы тот не смел прикасаться к книгам вообще, так как все работники пера сплошь умалишенные, и он сам со временем станет таким же, если продолжит общение с авторами посредством печатных изданий. И вот, Сергей все-таки пополнил их ряды, не смотря на заветы «отца отца». Обычной нормальной офисной работы ячейки общества герою никогда не хотелось, да и вряд ли бы ему хватило усидчивости на отсидки с девяти до шести, и он принялся заниматься написательством на дому для всевозможных интернет ресурсов, газет и порталов под различными псевдонимами. Тематика его журналистских работ разнилась очень широко от политических обзоров до заметок путешественника и кулинарии.

Мужчина был действительно необыкновенно талантливым в ремесле марателей пера и бумаги, а также голов читателей. Окунаясь каждый раз в новые области и сферы, художественные и бытовые, он на самом деле лишь убегал все дальше и дальше от разъедающей его душу всепоглощающей тоски и скуки, а также уничтожающего звона в голове в связи с его нервной болезнью.

Грустная история и причина эмоциональной нестабильности, переросшая в неизлечимую хворь этого писателя настолько банальная, что глупо даже вникать во все подробности, ограничившись лишь двумя простыми, но неимоверно емкими и глубокими словами – несчастная любовь. Та, что клялась всеми человеческими святынями в верности и преданности, однажды просто развернулась и ушла искать себя в объятьях другого мужчины.