Александръ Дунаенко - Убийство. Рассказы о животных

Я ещё нашёл палку, чтобы удобнее было расковыривать землю, и мы принялись за работу.

Говорю «мы», потому что работа у нас с Марсиком шла на-равных. Вначале копал я. Расковыривал, разгребал землю, отбрасывал её назад. Потом, когда уставал, я отходил в сторону, и за дело принимался Марсик. Его передние лапы мелькали в норе, как ротор, земля отшвыривалась дальше резким движением лап задних. Временами Марсик останавливался, вглядывался вглубь норы, потом засовывал туда нос, что-то вынюхивал, фыркал и снова приступал к работе.

Потом уставал Марсик и, пятясь, отходил в сторону, уступая мне место.

Я продолжал делать всё то же самое, что и мой друг, за исключением засовывания носа в нору и фырканья.

Так, по очереди, сменяя друг друга, копали мы долго.

Но суслик спрятался глубоко.

И мы с Марсиком его так и не откопали, и не взяли на душу грех его убийства.

Но возвращались мы домой, как настоящие пионеры – усталые и довольные. Марсик – с перепачканным в земле носом. У меня в неприглядном виде были штаны, которые ещё с утра чистые, из шкафчика, доставала мама.

И, всё равно, мы с Марсиком были совершенно счастливы.

Что может быть в жизни лучше, чем ощущение, что рядом есть настоящий друг? Который с тобой и в трудную минуту и в минуту радости.

Который всегда поддержит.

И не сомневается, что, в любой момент, он может опереться на твоё плечо. И не важно – человек он, или собака.

Когда мы пришли домой, я погладил Марсика, потрепал его лохматую холку.

В тот день мы так ничего и не сказали друг другу.

Мужчины вообще немногословны…

Наш небольшой пёсик-лайка Марсик всегда сидел на цепи, почти с детства, и не видел в этом ничего предосудительного. Он собака, значит так положено. Когда нужно – гавкал. Особенно старался себя показать, когда на него смотрел кто-то из хозяев. В такие минуты не было зверя, страшнее Марсика. Он рвался с цепи, лаял взахлёб и был готов разорвать в клочья воображаемого врага.

Но в основном служба у пёсика протекала спокойно. Кушал, спал. Вилял хвостом. Потому что по натуре был добрым.

Но вот однажды произошло событие, которое Марсика глубоко взволновало. Здоровенный кобелина с чужой улицы сорвался с цепи и бегал по всем соседским дворам. Чем, конечно, возмущал всю собачью общественность. Все, значит, сидят привязанные у своих будок, а этот – на свободе, гуляет!

И кто только за это на него не лаял!

А кобелина и внимания не обращал. Или – делал вид.

Пробегал он и мимо нашего Марсика. Трусит рысцой, сзади длинная цепь волочится. Кобель остановится, землю вокруг обнюхает, задерёт лапу на подходящий кустик – и дальше.

И – ладно бы молча. Но Марсика почему-то решил ещё и поунижать. Не просто мимо пробежал, а стал свободой своей на глазах у привязанного Марсика бахвалиться. То в одну сторону пробежит. То – уже спокойным, прогулочным шагом – обратно.

И все его наглые тексты были прямо на морде написаны. Мол, свобода лучше, чем несвобода. Им, мол, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни. Что так вот можно и всю жизнь просидеть на цепи, ожидая миски с кашей и не узнать, что есть жизнь совсем другая. Вокруг жирные годы, сейчас на помойки столько всякой еды выбрасывают!

А сучки – на выбор, бери – не хочу!

А – всего и делов-то – взять один раз, и оторваться. Презреть, так сказать, все эти законы и запреты, придуманные людьми!

Ни одна бы собака в космос не полетела, если бы всю жизнь сидела на цепи!

В общем, много обидного и несправедливого пришлось Марсику прочувствовать от этого разгильдяя.

Но, вот именно он, Марсик, что? Он его трогал?

Пока этот собачище назидательно прохаживался перед нашим Марсиком, тот, конечно, не молчал. Он был вне себя от негодования. Рвался с цепи, лаял и кашлял, выражая своё крайнее возмущение.

Но – что он мог поделать?

Увы, кобелина был прав: свобода-таки лучше, чем несвобода. И до этой ненавистной глотки никак не дотянешься, потому что дальше, чем тебя пускает цепь, не побежишь.

Так бы и осталась в сердце Марсика обида.

Когда в ответ на оскорбление обидчика не удаётся укусить, обида остаётся. Даже на всю жизнь.

Но судьба распорядилась иначе.

Бегал кобелина, бегал, щеголял своей свободой направо и налево и – запутался. Как раз, невдалеке от Марсиковой будки, находился железный забор. Простой – несколько железных трубок, вбитых в землю, с поперечными перекладинами. Чтобы не проходила большая скотина.