Светлана Василькова: Бездомное счастье. Автобиографическое пронзительное повествование о жизни, её крутых виражах, смысле, счастье

Вечером к ним домой пришёл учитель и убедил родителей отпускать дочь в школу.

Мама благополучно закончила семь классов и поступила в педагогическое училище. Жила на квартире. Через две недели, в субботу после занятий она шла пятнадцать километров домой, а в воскресенье – обратно, с запасом еды. Зимой родители старались любыми путями ей продукты передавать. Так она закончила учёбу в училище и стала учителем младших классов.

***

После таких рассказов просто хорошо учиться казалось недостаточным, хотелось что-то совершать. Когда одноклассница Таська предложила составить ей компанию по добыче щавеля, я с удовольствием согласилась, как и ещё две её подруги.

Была ранняя весна, луг был под водой. Добыть щавель можно было, только переплыв Днепр, на другом его крутом берегу.

Таська легко управляла лодкой. Перевозила по одному человеку, потому что поплыли на маленькой рыбацкой лодке, прозванной в народе «душегубкой».

Щавеля оказалось много. Оставалось только доставить добычу домой.

Сделав ходку, Таська сказала, чтоб садились вдвоём, устала. Лодка заметно просела. Доплыв до середины реки, она вдруг перестала слушаться, развернулась и понеслась по течению. Мы сидели, свернувшись клубком, боясь пошевелиться. Таська присутствия духа не теряла, вовсе перестав грести, – на повороте выскочим.

Вот уже и поворот. Таська изо всех сил пытается повернуть лодку, и нас уже боком несёт на шест среди водной глади. Мгновенно вспомнилось, как у шеста утонул младший брат моей подруги. Шестом обозначали опасные места на реке – водовороты. Надо попробовать ухватиться за него!

Одного лишь движения руки было достаточно, чтоб лодка потеряла равновесие и перевернулась. Все оказались в холодной воде, доходившей до подмышек. Таська призывала держать лодку, но та всё равно утонула. К нашему счастью этим шестом был обозначен берег, дальше шёл разлив.

Мы стали пробираться в сторону суши. Пальто, сапоги, остальная одежда – всё стало пудовым. Мы медленно двигались, держа высоко над головой узелки со щавелем.

В деревне заметили наше крушение и плыли на помощь. Таська упросила всех пойти к ней, а то батька убьёт за лодку.

Мы развесили мокрую одежду по всему двору, а сами уселись греться под солнышком на кучу наколотых дров. Благо, день выдался тёплый.

Ждать долго не пришлось. Отец Таськи работал недалеко от дома и был уже в курсе случившегося.

Вопреки ожиданиям, он не стал ругать Таську за лодку, а набросился на нас всех.

– Ну што, чацвёрка адважных, (такую вашу мать),…цячэннем их знесла….

Уже несколько дней по радио только и говорили о спасённых моряках, унесённых в море. Четвёрка отважных… Зиганшин… ели кожу ремней и сапог, чтоб не умереть с голоду… спасены…»

– Што бы я потым вашым маткам гаварыу… – он махнул рукой и ушёл.

Вернувшись домой, я спрятала мокрую одежду, развесив её за домом на заборе, легла в постель и моментально уснула.

– Ты не заболела, доченька? – разбудила меня своим вопросом мать.

– Нет.

– Тогда, что случилось?

– Боюсь рассказывать.

– Да говори же, скорее, – почти прокричала мать каким-то визгливым голосом.

Я рассказала, как хотела порадовать.

– Ты хоть понимаешь, что вы могли утонуть? – тихо спросила мать.

До сих пор страх за провинность всё заслонял. Только теперь стало понятным, о чём говорил Таськин отец.

Я так и не научилась плавать, стоило мне только войти в воду, начинала кружиться голова.

***

Порадовать маму мне всё-таки удалось. Я сама, впервые, подоила корову! Много раз я видела, как это делается, знала технологию доения, пробовала даже недолго это делать.

Проснувшись рано утром, я заметила, что родителей нет. Они уехали в гости и ещё не вернулись. Время шестой час, а корова не доена. Решила действовать сама, потому что летом гонят коров на пастбище очень рано.

У меня всё получалось, но сильно уставали руки, их просто невозможно было держать на весу. Вернувшиеся родители встретили меня счастливую, с ведром, наполовину заполненным молоком.

***

Особенное удовольствие мне доставляло наблюдать за пением отца и

дяди Ивана. У братьев всегда находился повод выпить по сто грамм и запеть. Пели замечательно, добиваясь многоголосного звучания.

Ревела буря, дождь шумел,

Во мраке молнии блистали,

И беспрерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали.

После окончания очередной песни была двухминутная молчаливая пауза. Потом один из них затягивал новую: «Отец мой был природный пахарь», другой подхватывал: « А я работал вместе с ним».