Игорь Станович - Байки из Гоа. Исповедь повзрослевшего дауншифтера

Местное утверждение гласит, что человек может получать все необходимые для жизни вещества, питаясь только манго и молоком. Маленький Кришна, да простит он меня, если я чего напутал, именно так и делал, и, как видите, вырос во вполне солидного Бога, имеющего в мире немало поклонников и последователей.

Если орехи кешью – это символ Гоа, кокос – достояние и источник благосостояния, то манго – это любовь и святыня. Деревья манго живут не одну сотню лет, достигают сорокаметровой высоты, а по площади, если считать в квадратных метрах, по земле могут занимать двенадцать-пятнадцать соток – представляете такой зонтик над дачным участком? На юге соседнего штата на манговом дереве хиппи устроили целое поселение. На стволе и ветках сделали навесы и деревянные домики, и живут там постоянно около пятнадцати человек. Есть, за что уважать такое дерево, кормящее с десяток поколений. Поэтому сбор манго – занятие довольно ответственное, сложное и трудоемкое. Сами гоанцы, хозяева деревьев, лезть на него не станут, они сдают его в аренду более бедным гоанцам, те, в свою очередь, нанимают гастарбайтеров из штатов Махараштра, Карнатака или других, которые лазают, собирают, упаковывают, пересчитывают вместе с работодателями плоды и расплачиваются с владельцами деревьев. Владелец обязательно присутствует рядом – для порядка, ну, и чтобы не прослыть бездельником, да и так – мало ли, что. А уж скольким попугаям, совам, кингфишерам и другим пернатым тварям, название которых могут вспомнить лишь профессиональные орнитологи, это уникальное дерево дало кров, обогрело в лютую январскую стужу, когда ночью температура воздуха опускается до плюс двенадцати градусов, и охладило в раскаленный май.

Таким образом, если подсчитать, сколько народу накормило дерево манго, ему, дереву, можно присваивать категории, награды, звания, вплоть до «Героя индостанского соцтруда», потому что индийский метод хозяйствования с их государственным регулированием цен больше напоминает лучшие советские годы брежневской «сытой» эпохи с элементами полной рыночно-колхозной вакханалии.

Учебный год в гоанских школах для европейцев заканчивается в конце апреля с окончанием туристического сезона. Родители разъезжаются кто куда: кто в Непал или северную Индию, кто по своим европейским да израильским углам, австралийцы – на своё полушарие, зимовать. Дети прощаются друг с другом на пять долгих месяцев, чтобы забыть английский, для кого он не родной, а в октябре, встретившись вновь, лихорадочно вспоминать его, смешивая английские, итальянские, русские слова, дополняя их хинди и непальскими, хвастаясь новыми игрушками и делясь впечатлениями.

Редкие семьи остаются здесь на мансун или, как говорят в России, муссон. Он начинается в июне, а в мае в Гоа нормальный хозяин собаку из дома не выпустит, а добрый посадит в холодильник. Термометр клинит в районе цифры сорок пять, море неспокойно, влажность – сто процентов. Перемещаться по улице реально только на байке, обдуваемом ветерком, или машине с кондиционером. В португальских домах можно выживать, их конструкция рассчитана на длительный нагрев солнцем, они длинные и высокие, без потолков, воздух в них циркулирует, создавая сквозняки. Современные же, бетонные, каких большинство, может спасти только кондиционер.

Семья Майки, одноклассника Ильи, сына Игоря Ганди и Валентины, обычно мансунила тут. Его папа Патрик, известный не только в Гоа, а и во всем мире мастер по изготовлению чаломов, глиняных трубочек и прочих курительных девайсов, очень любил это время в Индии и с удовольствием бы никуда не ехал. Но мама, израильтянка Аяла, на восьмом месяце беременности решила поехать рожать на историческую родину. Для чего это надо было делать, она объяснить не могла – индийская медицина вполне отвечает требованиям живущих здесь иностранцев, но, в основном, все рожают у австрийской акушерки в бассейне, отчего дети, рожденные в Гоа, получаются ну очень крепкими и здоровыми. Патрик, будучи весьма неглупым ирландцем, конечно, попытался поспорить, но, быстро поняв, что с беременной еврейской женщиной это бесполезно, согласился и решил: пусть себе валит в свою Бершеву, а он поедет на «айленд» и будет пару месяцев пить там «Гиннес», толстеть и ждать, когда она, наконец, родит. Потом полетит на израильщину радоваться рождению дочери, «тереть» с родственниками жены, «факинг хасидами», о её воспитании, о неправильности его, Патрика, жизни и профессии, жрать их кошерную говядину с ужасной местной водкой из кактуса опунция, которую они почему-то называют «Текилой». Ну а уж в конце сентября… будьте любезны, Гоа – форэвер…