Сергей Данилов - Комета Магницкого. Полное собрание

– Не веришь? Правда. Швамбранскому – трёхкомнатную, его двухкомнатную – Кохману, а на однокомнатные – я первый на очереди, так что буду жить в сталинке Кохмана.

– Поздравляю! И представляю, какой бордель твои друзья устроят по такому поводу в однокомнатной сталинке! Генералиссимус три раза перевернётся под Красной площадью, вся брусчатка к чёрту!

– Зато ты останешься один, в тишине и покое, представь, какое истовое блаженство чистоты и целомудрия развернётся на данных десяти квадратных метрах!

– Нет, едва ли что выйдет, ты жизни семейной ещё не нюхал, – продолжал сомневаться Борцов, – а я разведён, потому знаю. У меня вообще была двухкомнатная квартира, жене оставил. Дурак. А впрочем, если дадут, ты молчи, никому ничего не рассказывай, направо-налево не ори. Понял? Будешь много болтать – спугнёшь удачу. В таком деле главное держать язык за зубами, чтобы комендант не узнала, что ты съехал.

– Подари ей коробку конфет, заплати пятьдесят рублей, и будешь жить один.

– Чтобы я взятки давал? – удивился Борцов. – Какой-то дуре? Да ни в жизнь! Пусть меня лучше акула проглотит!

Какая акула? Где её взять сейчас? Ох, и любит сосед Гена бросаться красными словесами на ветер.

Чёрт вбросил Черкизова в армовскую комнатку внезапно, не иначе тащил уже на тот свет за шиворот, но напоследок дал задание ещё людям напакостить, и заодно побороться за моральный облик одной из своих молодых специалисток. Магницкий с Ларисой как раз стояли возле любимого автоматизированного рабочего стола, обнявшись в зашторенной тенистой тишине и благодати – то ли одну минутку, то ли все двадцать в полном беспамятстве. Согнув гибкую шею и сверкая тёмным зрачком, Пума примостилась родной щёчкой на белой рубашке с расстёгнутым воротником, без галстука. Его руки обнимали тонкую трепетную талию, благодаря которой остальное тело казалось невесомей воздуха, ускользало от понимания, так бы поднял и нёс, и нёс, чтоб прочувствовать по-настоящему, какая она есть на самом деле.

Реакция на появление третьих лиц произошла самая что ни на есть глупая: он таки поднял её за талию, как хотелось, поднял и отбросил в сторону, да так лихо, что та фигуристкой улетела аж к дисководу. От возмущения Пума чуть не взорвалась, глаза полыхнули, но, увидев непосредственное начальство, мигом заняла рабочее место. Перед тем покачав осуждающе головой. Ещё бы. Черкизов тоже покачал головой. Сконфуженный Магницкий остался стоять живым памятником идиоту.

– А, вот ты где, – как ни в чём не бывало сказал завсектором, – пойдём-ка, выйдем на пару минут. У меня к тебе дело громадной государственной важности имеется – по благоустройству городского кладбища.

Пума сидела на автоматизированном месте неприступная, ещё немного взволнованная, и, сжав губы, резво колотила по клавиатуре, как по глупой башке Магницкого. Было ясно, что Черкизов шутит, но лучше пока куда-нибудь удалиться на время, и Магницкий направился в коридор.

– Излагайте ваши претензии, – первым кинулся он в атаку, полагая, что Черкизов затребовал его в воспитательных целях.

Однако тот и не думал взывать к соблюдению моральных устоев в служебное время, а даже подмигнул, и молча продолжил движение через чёрный ход на улицу. Округлое лицо начинающего начальника светилось вселенской добротой и пониманием текущего момента.

– Тут такое дело, – начал он, – намечается… Короче говоря, как мне и предчувствовалось, твоя первая очередь на однокомнатную ни в коей мере не гарантирует её получения…

– В смысле? Как это так?

– Э, батенька мой, не забывайте: социалистическое государство живёт единственно заботой о людях нуждающихся, защищая всеми силами униженных и оскорблённых. А ты не унижен и не оскорблён. Это раз. Здоровый, молодой, крепкий мужик. Вона как девушку турнул от себя, чуть дисковод не перевернула. Кроме того, неженатый. Это два. Детей на иждивении не имеешь. Три. Стало быть с точки зрения социальной политики профкома очень уязвим. Ячейку общества не создал, комсомольских взносов не платишь, живёшь в своё удовольствие, как сыр в масле катаешься, ну вот и живи себе дальше в общежитии. Запросто найдутся люди более нуждающиеся.

– Но я же молодой специалист, работаю, в заочной аспирантуре учусь, по командировкам без отдыха мотаюсь, у меня тринадцать статей. И взносы заплатил! Значит, комсомолец! Передовик!

– Умри, несчастная. Статей двенадцать. Все работают и все учатся, и у всех статьи. А комсомольцев в Советском Союзе как собак нерезаных, на всех квартир всё равно не хватит.