Руслан Исаев - Облачная башня (сборник)

И вот уже страшновато, вот уже убили водителя вечернего трамвая, а вот убили врача «скорой помощи», больше нет ни вечерних трамваев, ни «скорой помощи».

Понятно, что дальше какие-то вооруженные люди начинают бродить по улицам, зловещего вида бойцы ездят в машинах по каким-то своим «делам». Бизнесом заниматься невозможно: обеспечение безопасности становится настолько дорогим, что никакой бизнес этого не окупает. Поэтому приходится бросить бизнес и заняться «делами».

Семьи горцев сели на «дела», поделив нефтепроводы, автотрассы и железную дорогу. То есть занялись древнейшим видом бизнеса: взимание платы за проезд / проход / провоз товаров.

Происходит окончательное упрощение: все множество социальных ролей, вся лестница отношений исчезает. Достигнута мечта: неравенства нет! Нет классов, сословий, профсоюзов и партий. Есть человек с автоматом Калашникова и человек без автомата. Все табу устранены, но интересно, что свободы не наступает. Оказывается, без безопасности нет свободы.

Далее разрушается последний важный элемент гражданского общества – это запертая дверь. Можно стерпеть любой уровень уличной преступности, любые несправедливости, но если вы не уверены, что, закрыв дверь, вы оказались в безопасности в своем пространстве, – это конец мира и начало войны.

Все это прошло перед глазами Елены в 1990–1993 годах. Сильнее страдали русские. Сила семей проявилась в этих условиях – горцы оказались под защитой своих родственных отношений. Русских от воцарившегося беспредела не защищал никто.

Почти половина населения, около полумиллиона человек, покинули эти края за несколько лет. Оптимизм Елене внушали только два обстоятельства. Во-первых, выяснилось, что даже в условиях полной безнаказанности убивать беззащитных готово меньшинство. Во-вторых, выяснилось, что большинство людей сохраняют человеческий облик даже после катастрофы.

Зимой 1993 года в доме Елены уже не работало отопление, не было газа, электроэнергию подавали с перебоями. Телефон всегда работал, как ни странно. Из всей этой ситуации не было видно никакого выхода. Но главное – ее жизнь стала совершенно бессмысленной. Она не приносила никакой пользы. Даже почти не общалась со старыми друзьями, разговоры с которыми крутились вокруг бедственного положения и вариантов отъезда. Нельзя же жить одним ожиданием неизвестно чего.

С Мадиной Магомедовной Елена Петровна сидела в одном кабинете 20 лет. Елена была завучем по старшей школе, Мадина – завучем по начальным классам. Мадина уходила на пару лет инструктором в райком партии, но потом вернулась в школу – перекладывать бумаги на партийной работе не пыльно, но скучно. Елена пару лет работала директором школы, но уж больно далеко было ездить, тоже вернулась. Даже судьба женщин была похожа. Мадина тоже была вдовой, ее муж-нефтяник погиб в начале 70-х на промыслах в Тюменской области.

Много, много чего они обсудили за двадцать лет. Почти никогда не соглашались. Елена иногда раздражала Мадину своей упертостью и принципиальностью. Мадина раздражала Елену излишней, как ей казалось, мягкостью и уверенностью, что жизнь сама все устроит. Бывало, даже сильно уставали друг от друга, но держали себя в руках и ни разу не поссорились.

Мадина помогла Елене отправить грузовой контейнер с наиболее ценными вещами, и это было огромной удачей. Многие просто бросали всё. Вообще ей повезло, что у нее была такая подруга. Жилье из-за исхода русских сильно упало в цене – за последние годы выехала половина населения города. Но Елене удалось опять-таки через Мадину устроить продажу каким-то ее родственникам из района. И таким образом получить за свои полдома хоть что-то. Получить – это было еще не все. Нужно было еще суметь уехать с этими деньгами. Сразу после получения денег Елена переехала к Мадине – ночевать в проданном доме было очень опасно.

В ночь перед отъездом Елене приснился странный сон: как будто она идет вдоль трамвайных путей мимо центрального рынка в сторону цирка, но никаких трамвайных путей нет, есть широкая, целиком заасфальтированная улица и ни одного знакомого здания. Потому что все здания – это какие – то церкви, соборы странной архитектуры. Деревьев тоже нет. И людей нет. Почему тогда она знает, что это центральный рынок? Елена Петровна проснулась в смущении, хотя она не верила во всю эту чушь со снами. Как и положено настоящему коммунисту, она была стопроцентным атеистом.

Очевидно, что это просто ее усталый мозг под впечатлением всех переживаний последнего времени выдал такую картинку. Но уж очень впечатляющим было видение, уж очень прекрасны формы, которые явились ей. Они были правильны и перетекали друг в друга, как живые. Все было совершенно неподвижным, но не безжизненным. Как будто живое пряталось в этой неподвижности. Неужели в ее сознании скрываются такие творческие силы?