– А ты как думаешь? – хрипло спросил Генка и как-то весь подобрался. Он явно готовился ударить первым. Но это не ускользнуло и от Овсянникова. Он перестал улыбаться, быстро посмотрел на меня, на Генку, потом снова на меня.
– А, так я вас, кажется, знаю-ю! – протянул он. И тут Генка прыгнул на него. Но получил сокрушительный встречный удар кулаком в живот, упал на колени и закашлялся. Да, выучка Кольке Овсянникову не изменила. Даже ногой не стал бить, хватило одного удара кулаком, чтобы сломать пополам такого жилистого Генку. Но реакция его была все же уже не та.
Когда Овсянников повернулся ко мне, то торжествующее лицо его встретилось с негромко, даже как-то удивленно звякнувшей совковой лопатой. Я ее приметил сразу, как только мы вошли во двор. Лопата была прислонена к стене, рядом с дверью – как будто специально кто-то оставил ее для меня. И едва Овсянников вскинул брови, заметив Генкино намерение, я уже схватился за рукоятку этого грозного стройбатовского оружия и успел на секунду-другую опередить своего давнего обидчика. И когда Овсянников только собирался повернуться ко мне, лопата уже летела ему навстречу.
Конечно, это было нечестно. Но, думаю, вполне оправданно и справедливо. Да и не хотелось рук марать.
Овсянников рухнул навзничь, широко раскинув мосластые руки.
– Убили-и! – истошно взвыл кто-то за нашими спинами. Я оглянулся. Это, прижав руки к груди и вытаращив водянистые глаза, кричала немолодая уже тетенька в калошах на босу ногу. Видимо, жена Овсянникова, вышла из дома на шум.
– Да кому он нужен, – сказал я, пристраивая лопату на место. – Этого бугая и ломом не убьешь.
– Люди, карау-ул! – продолжала блажить тетка. Этого нам еще только не хватало. Сейчас набегут, скрутят, в райцентр отвезут, ментам сдадут.
– Эльза, не ори! – вдруг приказал жене Овсянников. Он завозился на земле, оперся руками и сел напротив все еще откашливающегося Генки.
Овсянников пострадал не особенно – была разбита только одна бровь да припух нос – лопата – то прилетела плашмя. Он потряс головой и… заулыбался.
– Чё, за ножиком приехали, придурки?
Генка перестал кашлять и кивнул.
– Ну, – сказал и я. – Отдавай давай. А то ведь я и повторить могу.
– Коля, может, позвать кого? – неуверенно спросила жена Овсянникова.
– Сгоноши-ка нам лучше на стол чего-нибудь, – вдруг распорядился Овсянников. – Ну, молодые чемоданы, пошли мыть руки…
Что нам оставалось делать? Такого поворота мы никак не ожидали и приняли приглашение. И застряли у Овсянникова часа на два. Вот такой оказался мужик! Вот такой! Ну, а что касается того злополучного ножа…
– Мужики, вы уж меня простите! – плакал, шмыгая опухшим носом, Овсянников, и бил себя рыжеволосым кулаком в грудь – это когда мы уже начали вторую бутылку. – Ну, хрен его знает, что на меня нашло тогда. Нож-то и в самом деле отличный был. Ну, взял и отнял, не удержался. Уж так хотелось мне его заполучить. Простите, если можете.
– Да прощаем, прощаем! – нетерпеливо сказал я. – Ты его верни все-таки.
Мне очень хотелось вновь увидеть тот самый нож, который тогда буквально околдовал меня своей грозной, хищной красотой. А может, он вовсе не такой уж замечательный, а просто остался таким в моем прошлом, детском воображении? Короче, пусть отдает. Там разберемся.
– Ножа я вам не отдам, ребятки, – неожиданно твердо сказал Овсянников, и мы с Генкой переглянулись: «шо, опять?».
И тут его жена Эльза, все это время молча и с неодобрительным видом сидевшая в сторонке, закрыла лицо ладонями и, спотыкаясь, вышла из комнаты.
– Чего это она, а? – пьяно удивился Генка.
Овсянников молча опрокинул стопку водки, выдохнул, не закусывая и, глядя в стол и медленно выговаривая слова, сказал:
– Вашим ножом. Мой сын. На танцах. Порезал одного парня. Он не выжил. Кровью истек. Так что Васька мой. Теперь на зоне, уже шесть лет как. А Гришка в могиле. Вот чё ваш нож натворил, блин!
Овсянников скрипнул зубами, уронил голову на руки и почти тут же захрапел.
Мы с Генкой тихо встали из-за стола и, слегка пошатываясь, прошли на выход. Жена Овсянникова проводила нас враждебным взглядом, и на наше «До свидания!» ничего не сказала…
Собственно, мы-то тут причем, а?
Из армии на гражданку все возвращаются с какими-то специальностями. Меня в нижнетагильской стройбатовской учебке за полгода выучили на электросварщика, и оставшиеся до дембеля полтора года я варил всякую фигню на сугубо, и не очень, секретных военных объектах, и домой вернулся с корочкой сварного четвертого разряда.
Читать дальше