Николай Гайдук - Царь-Север

У горизонта – у края земли – он увидел силуэт корабля, издалека похожего на детскую игрушку. Приблизился и прочитал название: «Гиперборея». Дымок струился над трубою корабля, и где-то в глубине под палубами приглушенно билось железное могучее сердце. Капитан, обличием похожий на Кольку, старшего внука, улыбнулся навстречу пассажиру.

Ударили сияющую рынду – она больно и радостно вскрикнула. Сердце машины заработало сильнее и пароход стал неуклюже разворачиваться, притаптывая воду за кормой. Дед-Борей заметил сразу: рында здесь была оригинальная – висела под большою лошадиною дугой и на ней, на рынде, как на большом колокольчике, красовалась надпись: «Дар Валдая».

– Не жалеешь? – спросил капитан.

– О чём?

– О прожитом?

– Ну что ты, внучек! – Пассажир вздохнул. – О чём жалеть? Ведь каждый в мире странник, придёт, зайдёт и вновь оставит дом…

– О всех ушедших грезит конопляник с широким месяцем над голубым прудом! – продолжил капитан.

– Знаешь? Помнишь? Молодец! Я всегда в тебя верил!

Матросы побежали по вантам. Паруса на ветру загудели.

И вскоре Дед-Борей один остался на капитанском мостике.

Сжимая штурвал в руках, он выходил в открытый океан, горящий гигантскими алмазами льдин. И в самом деле – думал он с улыбкой – о чем жалеть? Жизнь, которую он любил, вольную, размашистую жизнь, он прожил достойно, тяжёло, но честно. Великую радость дарила ему и непременно подарит кому-то другому прекрасная эта Земля! Другую душу завтра здесь опалит звёздами, разноцветным жаром северных сияний. Другие глаза будут жадно глядеть на первозданные эти озера, беспокойные реки, горы, моря. И другая душа – будто птица! – будет с мучительной радостью рваться к далёкой своей полярной прародине, к Северному Ледовитому океану, широко разлившемуся до горизонта – до берегов бессмертия и вечности…

Розовая чайка вдруг залетела в рубку. Села на штурвал. Хорошо было видно её ожерелье – узкую бархатисто-траурную кайму вокруг шеи. Красные обводочки кругом глаз – ишь, накрасила, модница. И ноги у розовой чайки – в ярко-красных сапожках. И улыбка у неё – красно-малиновая.

Деду-Борею она показалась отблеском чудной прощальной зари.

В памяти у ребятишек так и осталось: Дед-Борей не умер. Ветер не умирает. Просто Ветер восвояси улетел, как улетал уже не раз. И всегда он возвращался из далёкого сказочного Ветрограда своего – в Петроград, ну, то бишь, в Петербург, где жили внучата. Стало быть, вернётся и на этот раз, вернётся обязательно.

Годы пройдут, и вырастут мальчишки. Взрослая жизнь порой безжалостна, груба – вышибает сказку из души. И они, заматерелые седые мужики, жизнью мятые, судьбою клятые, прошедшие и Крым, и Рим, познавшие и Юг, и Север, – они во многом разочаруются. Многие звёзды погаснут перед глазами у них. Много маяков померкнет. Костры любви и жарких человеческих страстей перегорят в крови. И только Дед-Борей по-прежнему будет сиять на божничке у них. Очень уж сильно, ярко и жарко в детских душах и сердцах запечатлелся Дед-Борей, царство ему небесное. И они, повзрослевшие внуки – кто капитан, кто летчик, кто священник – тоже станут усердно искать Гиперборею, дивную прародину человечества. И всякий раз, уходя в голубые океанские дали, будут они зачарованно глядеть на небеса и приветливо улыбаться гиперборейскому вольному Ветру, играющему с облаками и звёздами. Думать будут они, верить будут, что это – летает, играет над миром широкая и светлая душа. Вдохновенною птахой поёт, дождями горючими плачет, радугой смеётся на полнеба и на морозе вспыхивает яркими полярными цветами – сиянием верхнего мира. Летает, ликует душа и зовёт в золотые пределы, где торжественной поступью ходит в веках величавый Царь-Север.