Елена Доброва: Все бывает… (сборник)

Марина и Таня, потрясенные свалившимся на них горем, продолжали в него не верить. Больше всего их мучила неизвестность, которая одновременно помогала надеяться на чудо и заставляла содрогаться от мысли, что «вдруг они там где-то из последних сил ждут, а мы тут ничего не делаем…»

Но жизнь заставляла их смириться, поиски прекратились, у всех были свои дела и заботы, и это было понятно.

Двадцать третьего декабря 1989 года молодая женщина Анна Кяйвяряйнен приехала из Петрозаводска в небольшой городок к своей бабушке, с которой она собралась провести Рождество. Бабушка Анны, тоже Анна, была довольно преклонных лет, но не потеряла своей энергичной подвижности и жизненной активности, будучи главным врачом местной больницы, в которой она проработала больше пятидесяти лет, начав с молоденькой санитарки. Всегда в белоснежном халате, с короткой стрижкой, сероглазая и малоулыбчивая, она умудрялась знать все о состоянии каждого пациента, а также своего немногочисленного персонала. Встретившись с внучкой, бабушка в ответ на вопрос «как ты?» стала рассказывать о больнице.

– А тот больной, который все время был в коме – помнишь, я тебе рассказывала? – недавно пришел в себя.

– Неужели?!

– Да, и представь себе, он даже произносит слова. Он что-то пытается вспомнить.

– Интересно! А как он попал к тебе в госпиталь, напомни?

– Его привезли какие-то приезжие, туристы. Он был без сознания.

– Может быть, это как раз они его и избили?

– Ну, что ты говоришь! Тогда они бы его не стали тащить к врачам, а бросили бы его в реку или где-то в лесу. И потом, у него не было следов побоев и какого-то насилия. Он был травмирован так, как будто его тащило по порогам. Нет, те люди были явно с ним незнакомы. Они его просто нашли.

– А они оставили свои координаты?

– Конечно, оставили. И мне, и следователю. Сюда ведь приезжал следователь из прокуратуры, он все у них выспросил, записал… так что не волнуйся.

– А ты сообщишь следователю, что он очнулся?

– А зачем?

– Ну, как… мало ли что…

– Не думаю. Да и не поедет следователь специально сюда.

– Хочешь, я с ним свяжусь после Рождества?

– Нет. Не нужно. Ему тут пока делать нечего. Пациент не годен для дачи показаний.

– А что он говорит?

– Он зовет женщину по имени Таня. Иногда он еще что-то произносит, но я не понимаю. Кажется, он сказал, что его зовут Григорий.

– Вот как? Постой, бабуля, это может оказаться очень-очень интересно. Дело в том…

А дело было в том, что молодая женщина была именно той самой служащей Министерства здравоохранения Карелии, которая несколько раз отправляла Марине и Татьяне ответы на их запросы. И теперь она вдруг вспомнила об этом. Они решили еще раз все проверить и снова написать в Москву.

Таким образом, месяц спустя, как раз на Татьянин день, Таня получила заказное письмо из Карелии. Вскоре Григорий Кротов, после почти годового отсутствия, оказался дома.

Это было настоящим чудом. Все радовались, поздравляли, выражали надежду, что теперь и Миша найдется. Но не все было так замечательно. Очевидно, Григорий перенес сильнейшую контузию. У него была нарушена координация движений, он не мог самостоятельно передвигаться и почти ничего не говорил, кроме слов «Таня», «Григорий», «ветка» или «ветер» и еще почему-то «рука», а может, «река». Иногда, правда, он словно силился что-то сказать, но у него ничего не получалось, кроме невнятных надрывных горловых звуков. Когда Таня или Марина осторожно спрашивали его, где Миша, где Грей, помнит ли он, что с ними случилось, « Гришенька, попробуй, постарайся», он становился угрюмым, раздраженным, начинал задыхаться и обессиленно впадал в нездоровый тревожный сон.

Антон прервал чтение и перелистнул несколько страниц.

– Я кое-что пропущу, а то это действительно будет долго. Здесь говорится о том, что Григорий медленно шел на поправку, начал чуть-чуть передвигаться по квартире и даже выходить на балкон подышать. Память к нему пока не вернулась, но речь, хоть и слабо, восстанавливалась. Марина время от времени их навещала, но она не задерживалась больше, чем на полчаса. Ей было тяжело видеть Григория в таком состоянии, но еще тяжелее было понимать, что ее муж, скорее всего, погиб, и она не может даже выяснить, как и где это произошло.

В один из июльских дней Таня готовила на кухне обед, а Григорий сидел в кресле и дремал перед телевизором. Вдруг на улице прямо под их балконом раздался громкий собачий лай. Так лаял обычно Грей, загнав кошку на дерево. Таня, забыв о котлетах, рванулась в комнату. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть от ужаса. Ее муж лежал на полу, споткнувшись о порог балкона. Очевидно, Григорию тоже показалось, что это Грей. Его тело сотрясала крупная дрожь. Он был бледен, и на лбу его выступили капли пота. Таня попыталась его поднять, но ей не удалось. Она боялась, что это мог быть инфаркт или инсульт, и, подложив под его голову подушку, решила оставить его лежать на ковре до приезда «скорой». Врачи прибыли довольно быстро. Кардиограмма показала обширный инфаркт, и, судя по некоторым признакам, они диагностировали также кровоизлияние в мозг в результате разрыва аневризмы. Врачи собрались забирать его в реанимацию, хотя их прогноз был однозначно неблагоприятный. Таня написала расписку об отказе от госпитализации, решив, что будет рядом с Гришей до его последней минуты. Три дня он находился в полубеспамятстве, не мигая смотрел в потолок, глаза его слезились – или он плакал? – губы шевелились, словно он что-то бормотал, организм его отвергал любую пищу, даже воду. Он тяжело и хрипло дышал. Таня находилась при нем неотлучно. На четвертое утро ей показалось, что он задремал. Она положила руку на его ладонь и почувствовала слабое ответное пожатие.