Алла Добрая - Петра. Часть I

Виталик лежал на диване в гостиной, неловко запрокинув голову на подлокотник, посиневший, в потеках от собственных рвотных масс, которыми, как показало позже вскрытие, он и захлебнулся. В квартире уже основательно прижились запахи перегара, табачного дыма и немытого тела, пропитанного органическими выделениями. Мухи толпились на остатках еды, на грязном подоконнике и уже подползали к начинающему чернеть рту Виталика. Некогда шикарная квартира, за полгода после смерти знаменитого отца превратилась в жалкое зрелище. Постепенно исчезли картины и книги. Сам Виталик или с кем-то их выносил, не могли понять. Консьерж Лариса Леонидовна клялась, что в дом не проходил никто из посторонних. Но Василий Митрофанович, навещая Виталика, всякий раз обнаруживал, что стены и книжные полки в квартире пустеют одна за другой. Теперь в гостиной остались лишь стол с парой стульев и диван с перепачканной обивкой, на котором и лежало тело несчастного Виталика.

Увидев мертвого соседа, Вера Иосифовна сначала заголосила, потом и вовсе решила упасть в обморок. Вызвали скорую и медсестра с волосами цвета баклажан, нашатырем и сердечной инъекцией привела в чувство сложно отреагировавшую пенсионерку. Потом немолодой доктор с рыжей щетиной на опухшем лице вынул из отвислого кармана несвежего халата блокнот с логотипом лекарства от депрессии, и записал на отрывном листе номер телефона службы, роль которой цинично озвучил труповозкой.

Кроме набожной тетушки из Твери, срочно приехавшей по случаю смерти и наследства, престижная недвижимость в центре подтянула и других родственников, по линии матери Виталика. Все чинно расселись за столом, выразив тем самым намерение решить вопросы мирным путем. Но право на наследование по закону имела только тетушка Виталика, и уже через полчаса из неприкрытой двери раздались такие крики, что соседи поняли – покой эту квартиру посетит не скоро.

«А Виталику уже все равно», – причитала на похоронах сердобольная Вера Иосифовна. – «Ох, ну надо ж – не утоп, так все равно захлебнулся. А, ведь, какой талантливый парнишка был, в симфоническом оркестре надежды подавал. Мать его – Ангелина – так мечтала сделать из сына известного музыканта. Чтоб сольные концерты, чтоб овации и цветы …. Ну, пусть земля будет пухом, отмучился бедолага».

Теперь цветы, среди которых выделялись перетянутые черной лентой гвоздики необычного фиолетового цвета, лежали в ногах Виталика, в пахнущем древесиной, последнем пристанище для его тщедушного тела.

С Юго-Западной в центр, проводить в последний путь малознакомого ей человека явилась Валентина Ивановна – вечно ворчащая тетка, соседка бывшей свекрови Петры и родственница консьержа Ларисы Леонидовны. Валентина Ивановна, поджав губы и изображая невыносимую печаль, пристроилась в изголовье гроба, опираясь на свой костыль, с которым была неразлучна много лет из-за давней болезни позвоночника.

На похоронах часто присутствуют случайные люди, фанатеющие по подобным ритуалам, готовые помянуть и поскорбить вместе с близкими покойного, не будучи даже знакомы с виновником печального события.

«Когда и кто мог подбросить ритуальные цветы к нашей двери? – удивлялась Петра. – Ведь они остались лежать на гробу, когда он медленно, под музыку опускался в раскаленное чрево крематория. Фиолетовые головки от гвоздик и маленькая черная ленточка возникли перед квартирой совершенно мистическим образом. Вот уж действительно как из-под земли».

Субботним апрельским утром Москва не просто потянулась – она распахнула свои объятья навстречу весне. И та в ответ, растрогавшись, прошлась по столице щедрым дождем, с твердым намерением почистить память горожан о зимних холодах, ветре, унынии и смеси под ногами из снега и реагентов. Все это позади. Страна уверенно выходила из депрессивной зоны, в которой, как принято считать, находится в осенне-зимние периоды Россия, и на Москву смело обрушивалась весна.

Перекрикивая друг друга, защебетали птицы на яблоне под окном. Окна на две стороны света предполагали выход во двор и на канал, ограниченный с обеих сторон проезжей частью.

Все звуки пробуждающегося после зимы города будто умножились в разы. Ранним весенним утром, в выходные, когда движение еще неактивно, из окон было слышно, как зимняя резина непродуманных автовладельцев издает недовольные звуки при соприкосновении с асфальтом, удаляющем из нее шипы, как ловкий стоматолог. Воздух стремительно наполнялся новыми запахами, и земля, совсем недавно скинувшая снежные одежды, в предчувствии лета словно шептала о любви, радости и надеждах на лучшее.