Иван Вересов - Фантазия – экспромт. Рождественский квест для пианиста

Деревянные шкафы, прилавки и полки с нотами: клавиры, сборники, собрания сочинений, громоздятся стопками, вставлены в ящики, манят: «открой меня, полистай меня…».

Много веков музыки в замкнутом пространстве небольшого торгового зала. Но пришел я не глазеть на ноты, сожалея о прошлом, я здесь, чтобы купить их. Для себя!

Как давно не случалось со мной этого счастья. Мир наполнен ощущением недавнего прикосновении к клавишам, рождения звука, единения с роялем. Радостью…

Продавщица терпеливо ждет.

– Шопен, Фантазия экспромт? – спрашиваю я, а сам ищу, высматриваю в разделе музыки для фортепиано.

Она отрицательно качает головой, смотрит с участием, вероятно, лицо у меня расстроенное.

– Хотя… постойте, сейчас, – она наклоняется, исчезает под прилавком, я слышу только голос. – Последний сборник, – продавщица появляется из тайных недр и протягивает мне ноты. – Посмотрите, может быть здесь?

Светло-коричневая мягкая обложка с лаконичной гравюрой – романтический пейзаж, сверху белым шрифтом:

«ФРЕДЕРИК ШОПЕН

ФОРТЕПИАННЫЕ ПЬЕСЫ»

Раскрываю ноты, которых еще никто не касался. Глаза бегут по тактам, но слышу я звуки.

– Да, большое спасибо! Сколько он стоит?

– Триста девяносто рублей, – она выглядит виноватой, сборник тоненький, – ноты теперь дорогие. Выписать?

Киваю, благодарно улыбаюсь, иду на кассу, возвращаюсь с чеком.

– Ваш Шопен, – говорит мне продавщица.

А я так счастлив, что готов ее расцеловать. Мой Шопен! Она даже не представляет что сейчас произнесла, что это значит. Вот оно, Рождественское чудо, великий дар! Всем людям и мне. Музыка. Бессмертие звуков, запечатленных нотными знаками. Священные письмена. Мой Шопен…

У входа, справа от двери, стоит пианино. Меня томит нестерпимое желание коснуться клавиш.

– Вы позволите, я редакцию посмотрю? – спрашиваю, покривив душой, ведь уже все увидел и понял, что редакция та самая, не адаптированная, родная.

Еще в училище, на исполнительском отделении на экзамене играл это, мечтал тогда о славе, аплодисментах, афишах.

Да… Жизнь по-другому повернулась, играю много, только не на концертах, а в балетных классах, прижился в театре, об исполнительской карьере забыл.

Иногда тянет на публику, но рояль в кустах редко попадается. Не иначе судьба ко мне сегодня лицом повернулась не рояль – пианино. Тоже хорошо.

– Если вы музыкант. Просто так бренчать не разрешаем, настройщик только был, – заявляет из стилизованной под начало века кассовой кабины строгая рафинированная дама в очках.

– Да, училище Римского Корсакова, при Консерватории, класс фортепиано, – отвечаю я, как студент на собеседовании, уж больно строга кассирша, прямо билетёр из Филармонии.

– Играйте, играйте, – разрешает продавщица, – мы с удовольствием Шопена послушаем. Стул там в углу, где гитары выставлены.

Сегодня утром я уже играл это наизусть, Фантазию экспромт могу исполнить даже если ночью разбудят внезапно, но захотелось ноты. Трогать их.

Фредерик Шопен…

Пальцы побежали по клавишам, знакомая мелодия рассыпалась искрами рождественских снежинок. Серая пелена дождя отступила.

Я отвлекся на Невский и не заметил, как звякнул колокольчик и вошла она. Стояла у двери, слушала…

Сквозь правую витрину было хорошо видно темнеющее небо над Казанским собором, а в самой витрине музу с трубой архангела. Она приходилась как раз над куполом. Мне стало смешно, я спутал пальцы, потерял фразу, остановился.

– Пожалуйста, сыграйте еще!

Это был ее голос, и хоть я никогда не слышал его раньше, но узнал. Она мягко, как ребенок, растягивала гласные: «пожаааалуйста сыграайте».

Потом я увидел…

Не девочка-подросток – молодая, ухоженная женщина, Одета в светло бежевое, стянутом поясом на талии кожаное пальто, с пышным рыжим воротником, на руках тонкие лайковые перчатки цвета кофе с молоком, на ногах такого же цвета сапожки на высоком каблуке. Без шапки, густые рыжеватые волосы собраны бархатной резинкой в хвост на затылке, а непослушные пряди выбиваются, обрамляют щеки. И легкомысленная чёлка.

Лисичка, – подумал я, взгляд настороженный, любопытный.

– У нас здесь не концертный зал, – прозвучал приговор из кассовой кабины.

Я безнадежно развел руками

– Жаль, – вздохнула Лисичка. – Извините, это я вас отвлекла и помешала. Всего хорошего.

Она взялась за ручку двери. Сейчас уйдет и мы не встретимся больше! Никогда, никогда, и я не узнаю как ее зовут.