– Красавец! – поставил ему промежуточную оценку командир, и тут же задал следующий вопрос:
– Где воевал?
Андрей торопливо стал перечислять места, где пришлось летать с начала войны.
– Значит обстрелянный… – удовлетворённо заключил Нефёдов, и быстро развернулся всем корпусом в сторону подходящего к ним начальника конвоя.
– Что же ты делаешь?! Он же боевой лётчик, заслуженный фронтовик! А ты его, словно последнюю… на глазах у всей части позоришь. Ему завтра в бой идти, возможно, за линию фронта. А ты его мне под расписку сдаёшь, как беглого каторжника, которому доверия нет.
– У меня приказ – обидчиво поджал губы младший лейтенант. – И вы, товарищ капитан, демагогию тут не разводите. Не забывайте, с кем разговариваете.
– Ладно, не забуду – задиристо пообещал Нефёдов. Он быстро подписал акт, и демонстративно повернулся к энкэвэдэшнику спиной – лицом к Лямину.
– Пойдём, стажёр, послушаешь инструктаж. Сразу начинай входить в курс дела. Через двадцать минут идём двумя эскадрильями сопровождать «пешки» 18 18 советский пикирующий бомбардировщик Пе-2
. Пока без тебя… Завтра с утра устрою тебе экзамен на технику пилотирования. Если не соврал про боевой опыт, тоже начнёшь работать. Времени на раскачку у нас тут нет. Если первые пять вылетов переживёшь, то переведу из стажёров в штатники…
Капитан выглядел, как настоящий «воздушный волк»: бронзовый загар, шевелюра непокорных русых волос, энергичное обветренное скуластое лицо, шрам над правой бровью. Голос с мужественной хрипотцой. Даже разговаривая, он не выпускал изо-рта небольшую диковинную трубку сделанную в виде головы Мефистофеля. На его выгоревшей от солнца, просолёной потом гимнастёрке красовались сразу два ордена «Красного знамени» и орден «Красной звезды» и ещё какой-то неизвестный Лямину иностранный орден. Такой «иконостас» не часто можно было встретить даже в гвардейских частях, ведь до войны и в первый её период награждали редко. Всё в нём было необычно и выразительно, даже его кавалерийские галифе, – очень широкие вверху и плотно обтягивающие ногу на икрах, заправленные в черные сапоги из мягкой кожи.
На голове капитана лихо, чуть наискосок сидела сильно помятая фуражка. «Капуста» 19 19 «капуста» – сленговое название авиационной кокарды
на её околыше и крылышки на тулье были не железными – стандартной заводской штамповки, – а вышитыми золотой и серебряной нитью. Такая роскошь полагалась только старшим офицерам. Но необычный капитан, судя по всему, привык поступать наперекор существующим правилам. Вместо стандартного пистолета ТТ или «Нагана» Нефёдов носил на длинном ремешке через плечо «Маузер» в массивной кобуре.
В штабном блиндаже было тесно от собравшихся людей. В воздухе плавали сизые облака табачного дыма. При появлении командира все голоса сразу смолкли. Перед тем как перейти к постановке задачи, Нефёдов хитро прищурился на молодого весельчака с удивительно подвижным хитрым лицом:
– Слышал я, Лёдя, будто вы сегодня «Фоккера» на выходе из боя завалили. Почему я пропустил сей знаменательный момент?
Лётчик, к которому обратился командир, отвечал ему колоритным южным говором:
– Точно, командир! Я просто плачу, раз ви не видали, как я дал копоти этому дракону. Я ж, как только его срисовал, сразу мысленно говорю ведущему: «Жера, подержи мой макинтош! 20 20 «Жёра, подержи мой макинтош!» – на одесском жаргоне соответствует выражению: «Иду на Вы!». Согласно городской легенде, первый, кто употребил это, ставшее впоследствии крылатым выражение, перед дракой снял с себя макинтош и дал его подержать своему секунданту Жёре (за пределами Одессы – Георгий).
Короче, разуйте все глаза, щас Лёдя Красавчик будет давать стране угля. И он дал, чтоб вы знали, командир! Воду этому «Фоккеру», значит, выпустил 21 21 «выпустить воду» из мотора – здесь имеется в виду повреждение жидкостной системы охлаждения двигателя немецкого самолёта.
, мотор у стервятника заклинило, и он колом в землю вошёл. В натуре картина маслом получилась!
– Вы мне просто начинаете нравиться, Лёня! – сделал изумлённое лицо Нефёдов. – Где же вы прищучили такого диковинного зверя. Это ведь у «Мессера» двигатель жидкостного охлаждения, а у «Фокке-Вульфа», будь он трижды неладен – двенадцатилопастной охлаждающий вентилятор под капотом стоит.
Под взрыв всеобщего хохота смутившийся пилот принялся оправдываться, что, де, мол, наверное, ему почудилось, будто вражеский истребитель потерял воду и падает.
Читать дальше