Дана Гельдэ - И малое станет большим, и большое – малым

Милая моя бабушка лежала в белом платочке и улыбалась мне во сне, губы шевелились в бреду, мне казалось, что шептали они о любви ко мне. Глядя на ее беспомощное состояние, моя душа разрывалась и плакала от бессилия, молча, без слез, без всхлипываний. К сожалению, я ничем не могла помочь родному человечку, который, благодаря сильному сердцу продолжал жить, находясь меж двух миров, путаясь и плутая между ними.

Вскоре, мы все разъехались по своим семьям, все трудности по уходу за бабушкой легли на плечи моего папы, ее зятя.

У бабушки с дедушкой когда-то было 8 детей, трое умерли еще в глубоком детстве. Рахим умер, когда ему исполнилось 49 лет. У моей аже осталось четверо детей, но так получилось, что трое жили далеко от родителей.

После окончания школы, средняя дочь уехала учиться в Алма-Ату, а потом забрала младших, Хакима и Марьям. Все трое обучались в столичных ВУЗах, да так и остались жить в Казахстане, тогда это еще была республика большой единой страны.

Бабушка сильно прихрамывала, поэтому не работала и занималась только домашним хозяйством. Когда-то, сразу после рождения младшей дочери, она, забыв об осторожности, вскочила и принесла в дом ведро воды. Неокрепший тазобедренный сустав, под тяжестью ведра, не удержал в лунке головку бедренной кости и она сместилась. Хирургов рядом не было, вправить ее никто не смог. Так она стала хромать.

Моя мама была самой старшей из детей, зарплаты отца на обучение детей не хватало, и она не могла стоять в стороне. В западной педагогике есть такое определение «обродителенный» («наделенный родительскими функциями»), она была такой дочерью.

В аристократических семьях западных стран, которые придерживались закона майората, старшими детьми наследовалось не только имущество, но и семейная ответственность. Не зная об этом законе, который к ней никакого отношения не имел, мама, будучи старшей дочерью, взяла на себя большие обязательства. Она считала, что должна помочь отцу выучить троих детей. В крестьянских семьях западных народов с давних времен действовал закон минората, когда наследует все младший и родители остаются на его попечении, «с отцовского корня никогда не сходит».

В казахских семьях всё гораздо сложнее, действуют оба этих закона, когда старший за все отвечает, помогает родителям, а младшему достается забота о родителях и наследство. Наследовать было нечего. Вторую часть обязательств – заботу о родителях, мама тоже взяла на себя.

Наша семья всегда жила рядом с мамиными родителями и, все самое сложное досталось не столько маме, сколько моему отцу. Мама не могла помочь мужу, у нее уже давно не работала правая рука, даже по дому многое делал папа. Отец был благородным человеком, он не припоминал теще, что она его не любила когда-то, частенько ворчала на него. Когда случилось это несчастье, он сказал: «Я свою родную мать не помню, потеряв ее в два года. „Мамой“ называл только тещу, поэтому буду за ней ухаживать так, как если бы это была моя родная мать».

Когда выходили замуж дочери и женились сыновья, бабушке трудно было привыкнуть к новым членам семьи, она была к ним строга и категорична, моему отцу доставалось больше всех, он чаще попадался ей на глаза. Однажды они с дедушкой обсуждали моего папу во время его отсутствия. Услышав от них недоброе о своем отце, я начала громко плакать и кричать: «Аже, я люблю папу и тебя! Почему ты его не любишь? Что же мне теперь делать?!» Бабушка растерянно смотрела на меня, на пятилетнюю воительницу, а потом нежно обняв, сказала: «Прости меня, я больше никогда не буду так говорить о твоем папе. Я не подумала о тебе.»

Милая моя, родная, сколько ты вложила в меня любви, многое во мне от тебя, ты была для меня и бабушкой, и другом. Я делилась с тобой своими секретами, но сколько еще хотелось бы тебе рассказать, а еще больше слушать… Мне не хватает тебя всю мою жизнь… Моя дорогая аже, я всегда чувствую твой любящий взгляд с небес! Люблю и помню тебя всегда, мой ангел!

«Малое стало большим». Выросла, проблемы становились масштабнее, я очень ждала, когда «большое станет малым», только мои неприятности не убавлялись. «Моя дорогая аже, когда же наступит предсказанное тобой счастье? Где мой счастливый остров? Надеюсь, это будет Москва?» – думала я в этом душном, пахнувшем потом вагоне.

Погруженная в свои мысли, в воспоминания о прошлом, я сидела с закрытыми глазами, и не заметила, как вошедший на станции мужчина подошел близко. Выдохнув мне в лицо перегаром, он начал грубо трясти за плечо и кричать: «Ты, чурка, вставай, с моего места! Я работаю в ФМС, сейчас позвоню в Самару, тебя снимут с поезда и депортируют».