Многие картины Магритта, словно заряжены статическим электричеством от с трудом подавляемой эротики. Но моделью для всех ню была жена Джоржетт, семейная богиня, которой он был безмерно предан. Для большинства сюрреалистов подобная страсть была недопустимой, ибо преодолевала грань сильной любви к жене. Вот такой своеобразный вид радикализма: доведённая до крайности привязанность к семейному очагу. Чрезвычайно трудно смириться с тем фактом, что Магритт одновременно является типичным продуктом образа жизни среднего буржуа и в то же время предстаёт как трикстер (плут, обманщик, ловкач), с невыразительным лицом, играющий эту роль немного слишком откровенно, словно иллюстрирующий высказывание Флобера: «Если вы будете методичным в вашей жизни и таким же обыкновенным как представитель буржуазии, то сможете быть неистовым и оригинальным в творчестве». По мнению бельгийско-американского эссеиста Л. Санты, Магритт был художником, воплощавшим понятие, сущность «квинтэссенции бельгийского». В «Фабрике фактов» Санта говорил о серости бельгийского неба, отражение которого он обнаружил в творчестве Магритта 1950-х, «каменного» периода, когда художник живописал мир, полностью состоявший из серого камня – фигуры, фон и небо. Гризайль, однако. вовсе не такой уж фантастический. Это истинное воспоминание о бельгийском воздухе, специфической бельгийской атмосфере.
Можно ли назвать Магритта визионером скуки? Получавший удовольствие от парадоксов, каламбуров, практических шуток, он изобразил себя на одном из автопортретов («Волшебник», 1950) в виде фокусника, гипнотизирующего зрителя ловкостью рук. В отличие от других сюрреалистов, Магритт избегал скандалов, не хотел быть на виду, скрывался за нормальной, рутинной повседневностью. Никакого шока, эпатажа, он стремился стать невидимым для окружающего мира, условности, нормы которого он не принимал. Живопись для него была наилучшим способом исследования избранных тем, постижения секрета человеческого существования, тайны функционирования мысли и перцепции. Что такое реальность? И кто или что в состоянии приоткрыть часть этой тайны? Живописание помогало Магритту в этих поисках. Но он знал, что не получит неисчерпаемых ответов. Наоборот, чем больше он стремился сказать последнее слово, тем больше появлялось тайн. Чтобы визуализировать свои размышления, Магритт создавал абсурдистские образы, вызывающие удивление у зрителей, порождая страх и испуг.
Произведения Магритта рождают замешательство не из-за манеры исполнения, формального языка, довольно условного, а благодаря скрытому «посланию» в них. Сюрреализм для него был чем-то большим, нежели следованием технике автоматического письма: скорее контролем над образами с целью создания удивительных видений. Сюрреализм Магритта более ориентирован на шутку, чем на сны, чтобы удивлять зрителей. В работах он сопоставлял и противопоставлял элементы, не имеющие между собой никакой связи.
Он находил свои способы для воплощения идей. «Мои картины следует воспринимать как материальные знаки свободного мышления» – писал художник. Так, если он изображает русалку (сирену), то не следует канону: прекрасная девушка с рыбьем хвостом, а воспроизводит её иначе: кульминацией сочетания женских ног и признаков пола является рыбья голова. В творчестве Магритта всегда присутствует шокирующий, неожиданный момент. Произведение становится загадочным, поскольку изображает то, чем не является, поэтому следует найти ключи для расшифровки знака. Стул и хвост льва – обычные вещи. Но стул с хвостом льва – нечто непонятное, загадочное.
Для Магритта живопись была наилучшим способом исследования любимых тем, постижения секрета человеческого существования, проникновения в тайну функционирования мысли и перцепции. Что такое окружающая реальность? Кто приоткроет эту тайну? Живопись помогала Магритту в этом поиске. Но он знал, что найденные ответы никогда не будут исчерпывающими, всегда сохраняется загадка. Искусство великого бельгийца связано с «изломами» реальности, искажениями, несоответствиями привычных понятий, существующих ценностей, с игрой разума. Но его величие не столько в искусном обыгрывании слов или создании обманчивых образов, а скорее в том контрасте, столь таинственном, непостижимом, возникающем между абсолютной точностью, скрупулёзностью исполнения фигур, предметов (в совершенной живописной манере, почти как у великих нидерландцев) и их необъяснимостью.
Читать дальше