Ольга Ожгибесова - Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника

– А-а-а! – с удовлетворением говорят они. Мол, тогда понятно, а то все о любви да о любви.

Первым моим пуделем была Бери – щенок большого белого пуделя. На дворе стоял 1973 год. Про пуделей я не знала ровным счетом ничего, и, наверное, во всем Свердловске, ныне Екатеринбурге, а жила я именно там, не набралось бы и трех человек, сведущих в этой породе. Да и собак можно было пересчитать по пальцам. Выбор на пуделя пал случайно: у знакомой девочки была пуделица (сейчас уже не помню кличку), привезенная из Москвы, ее повязали, родились щенки – 12 штук! Без родословной. Но тогда мне было все равно. Щенок стоил 35 рублей – бешеные деньги! Я начала откладывать по 20 копеек со своих завтраков. Ну и не только с завтраков. Экономила на всем! Накопила 25 рублей – невиданная для меня сумма! Родители, смирившись с моим «помешательством», в конце концов, добавили червонец, и я принесла щенка домой.

Надо сказать, что Бери – не первая собака в нашем доме. До нее у нас была восточно-европейская овчарка по кличке Джой-Пур – роскошный кобель 72 см в холке… Про него можно рассказывать отдельно, несмотря на то, что прожил он у нас чуть больше года: мы с братом, которому едва исполнилось 12 лет, а я была на год младше, не справлялись с этим вполне самодостаточным кобелем, считавшим себя хозяином в доме, а нас – мелочью, на которую можно не обращать внимания. Ни разу Пур не позволил себе показать нам зубы, а уж тем более укусить. Он нас очень любил! Но при этом просто ставил нас «в игнор», как сейчас принято говорить. У него было достаточно ума, чтобы понимать, что мы не можем с ним справиться физически. И издевался над нами в полном смысле слова. Придет, например, в зал, развалится посреди ковра – и лежит. А ему это было запрещено. Мы не могли его поднять никак! Брали за хвост и тащили в другую комнату, на его место. Он лежит – ноль эмоций. Не рычит, никаких проявлений недовольства. Затащим на коврик, хвост отпустим, – он встает и идет обратно в зал. А еще он не любил телевизор. Стоило включить, как он начинал громко лаять и прыгать на нас, требуя, чтобы выключили… Выключишь – успокаивается и ложится спать. Слушался только отца, понимая, что с ним не забалуешь.

Такое поведение, по большому счету, создавало большую угрозу для соседей, потому что, случись чрезвычайная ситуация, ни брат, ни я не смогли бы удержать собаку на поводке. А все предпосылки для возникновения таких ситуаций были: Пур все-таки любил нас, своих малолетних хозяев, и чуть что – бросался на защиту.

С Пуром пришлось расстаться. Такие серьезные собаки в то время в обязательном порядке состояли на учете в клубе служебного собаководства при ДОСААФ. И периодически армия закупала у населения щенков и молодых собак для службы на границе. Родители решили, что этот вариант – самый лучший….

Примерно через год у нас появился щенок фокстерьера по кличке Монморенси или просто Ренси. Забавная сумасшедшая собачонка, которая гоняла по всей квартире кошку, заставляя ее передвигаться исключительно верхами. В 4 месяца прямо у меня на глазах Ренси шагнула под колеса грузовика… После этого к охотничьим терьерам я не испытываю никаких симпатий и считаю, что держать их в городских квартирах в качестве собак-компаньонов – это преступление перед этими породами.

Первые неудачи не только не остановили, но, напротив, добавили масла в огонь. Так у меня появилась Бери.

Это была моя и только моя собака! По утрам я вставала и сама варила ей кашу, – Бери была нетерпелива, скулила, когда была голодна, и царапала когтями мои голые ноги. Будучи ребенком ответственным, я сама гуляла с ней, сама мыла. Но вот о том, что пуделя нужно расчесывать, как-то не догадывалась, а рассказать мне об этом было не кому. Морду стригли, как попало, но все-таки стригли – видимо, это заводчики (тогда и слова-то такого не знали!) мне объяснили.

Бери была настоящим шнуровым пуделем. Шерсть у нее на хвосте, и не только на хвосте, скручивалась в длинные шнуры. Однажды после очередного мытья мама решила все-таки ее расчесать – и выдрала всю шерсть. После этого Бери ходила с лысым, розовым, едва покрытым белым пушком хвостом. То же самое произошло с ушами, которые скатались до войлока, – мама их тоже «причесала». Так что красивой нашу Бери можно было назвать едва ли.

Зато эта собака была воплощением доброты. Идеальный характер! Я не помню, чтобы она что-нибудь сгрызла. Я не помню, чтобы она хоть раз зарычала. У нас был «трюк»: я поднимала ей губы, обнажая челюсти, и говорила: «Бери сердится!». Она вообще никогда не лаяла! Только по команде «Голос!».