Владимир Дараган - Накапливаемая внезапность

– Пишешь витиевато? Молодец! Читать не будут, но похвалу получишь.

– Любишь деньги – брось писать.

– Дразня людей несбыточным, утешай их. Говори, что это мир иной.

– Стало трудно писать? Поздравляю! Ты поднялся еще на одну ступеньку.

– Пишешь кратко? Будь готов, что каждый поймет тебя по-своему.

– Иногда пиши о вечном. Это единственный шанс не быть забытым через неделю.

– Если не можешь не писать, то пиши хотя бы помедленнее.

– Мало читателей? Но ведь настоящих писателей еще меньше.

– Учти, читатели прочтут у тебя только то, что понимают сами.

– Пока ты не умрешь – другие писатели будут тебя ненавидеть.

– Пиши кратко, если тебе есть на что жить.

– Пересказывая случаи из жизни, ты больше похож на фотографа, чем на художника.

– Чем больше ты будешь думать, о чем не надо писать, тем больше шансов, что ты ничего не напишешь.

– Лень – сестра краткости.

– Не знаешь жизни? Так и пиши: «Не знаю!» Ее мало кто знает.

Почему я люблю художников?

Они способны видеть мир так, как им хочется и не замечать того, что им не нравится.

Талантливые художники еще способны показать миру, как они его видят.

Вот почему у Питера Брейгеля Старшего такие тупые лица на полотнах?

А других он не видел.

А почему у Модильяни почти все женщины худые?

На других он не обращал внимания.

Прочитал у Веллера. Когда Сальвадора Дали спросили, почему он в своих мемуарах нелицеприятно описал одного из своих друзей, Сальвадор произнес гениальную фразу:

– Я писал мемуары, чтобы поставить на пьедестал себя, а не его.

Так он себя видел.

Писатели – те же художники. Только они рисуют плохо. Потому в писатели и пошли.

Они рисуют окружающий мир с помощью букв. Рисуют так, как видят или как понимают. Правды нет ни в одной строчке.

Есть только отражение правды.

Писатели берут кусочки этой правды, приглаживают, окрашивают в темное или светлое, потом пишут слова. Иногда не приглаживают, а наоборот – отсекают, что им не нравится, создавая нечто колючее.

Мемуары – не исключение.

Там автор или герой, или хихикающий велосипедист. Крутит он педали, смотрит по сторонам и посмеивается. Кто-то крикнул обидное, а он улыбнулся и помчался дальше.

У того, кто кричал, может вся спина белая, или велосипеда у него нет.

Дальше ехать лучше, там не кричат. Там автора любят. Там автору наливают.

Автор-герой стоит на пьедестале. Скучно ему. Все проходят мимо и спрашивают:

– А кто это там такой каменный?

– Это герой.

– Ааа… Ну пусть стоит.

А велосипедист нарезает круги по площади вокруг героя и улыбается. На голове у него шутовской колпак, он свой, он не каменный. И видит велосипедист то, что хочет видеть. Женщины у него красивые, мужчины выпивают, но тоже хорошо выглядят. И правильно оценивают окружающую среду: «Ничего, прорвемся! Не из таких жоп вылезали». Вокруг велосипедиста – красавицы, герои или просто веселые люди – это ему нравится. Это не вся правда, но так он видит. По-другому не хочет.

Я пишу, чтобы узнать, о чем я думаю, на что смотрю, что я вижу и что это значит .

– Джоан Дидион .

Спасибо Джоан, теперь я знаю, зачем пишу. Наконец-то в голове ясность и понимание моей сущности. Все легло на свои полочки.

Вот ты идешь по улице мимо высокого забора и думаешь о всяких безобразиях и глупостях.

А вечером сядешь за стол, придвинешь клавиатуру – и вдруг тебя осеняет, что ты не просто шел и смотрел на забор, а был охвачен чувством необыкновенным. Казалось, что за забором жизнь весела и прекрасна, а ты никогда не окажешься на чужом празднике за высокими серыми досками. И так тебе было горько, такая безысходность грызла сердце. И понял ты эту горькую правду только сейчас, сидя перед компьютерным экраном.

Вчера ты ходил в кафе, где объелся жареной бараниной с овощами. Потом сидел очень задумчивый, пил ядовитую кока-колу и смотрел в окно, где мартовский ветер гонял по улицам накопившийся за зиму мусор. Думал, что тут хорошо, уютно, и так не хочется идти в офис.

Ну нет, понимаешь ты вечером, вытирая пальцем пыль на клавише «ё». На самом деле ты смотрел на брюнетку за соседним столиком, так похожую на всех женщин, которых ты любил. Думал, как прекрасно, что тебе не двадцать пять, что не надо мучиться и придумывать, как познакомиться с этой красавицей. И не надо потом ходить на концерты, которые терпеть не можешь, говорить о писателях, книг которых не читал, и клевать носом в ресторанах, не зная, о чем еще разговаривать со своей спутницей.