Андрей Добжанский - Город сломанных судеб

– Да, согласен. Хотя, может мы с тобой были пешками в руках безумного рыболова-любителя, который играл свою шахматную партию против местного олигарха… – шутил Александр.

– Хорош тебе ерунду молоть. Надо помочь Худобину, сбор средств организовать. Глядишь, небезразличные люди и помогут.

Дождь противно барабанил по металлическим карнизам, создавая раздражающую нервы какофонию природных звуков. Обычно, Сергею нравилось все это, но не сегодня.

– Как я устал. Слишком насыщенной была последняя неделя, – потупил взгляд Сергей. – На море бы.

– Что там делать сейчас?

– Какая разница – лето или осень. Море всегда остается морем, красивым и бескрайним, с чарующими и завораживающими волнами. Как хочу я снова увидеть Севастополь и древний Херсонес. Вот там энергией заряжаешься.

– А я бы с удовольствием потерялся на вечерних киевских улицах, спокойных и величественных, где в воздухе витает атмосфера истории. Там почему-то нет ощущения, что огромный город подавляет тебя, наоборот, каждая незнакомая улочка кажется знакомой и родной.

– Мать городов все-таки. Давай еще выпьем за победу. Пусть небольшую или даже ничтожную, – встрепенулся Серега. – Плохо, что мы толком ничего и не изменили в общем раскладе. Семеницкий и дальше будет заправлять районом, ломать чужие судьбы. Но мы не остались в стороне, мы спасли это треклятое озеро, Васильевич спас, оплатил счет своим сгоревшим домом.

– Знаешь, мне кажется, что он знал, на что шел, – хмыкнул Саша. – Ощущение есть такое. Есть сорт людей, которые готовы идти до конца, если верят в это, даже собой могут пожертвовать. Вот Худобин именно из таких людей.

– Нашим старикам мужества не занимать, это уж точно.

И с хмурыми, даже траурными лицами, друзья еще раз выпили за победу.

– Почему-то победа не радует, чувство такое, будто проиграли, – сказал Сергей. – Отвратно на душе.

– Не радует потому, что нам с тобой не под силу изменить мир. Потому что у нас все победы такие – со слезами на глазах! – завелся Сашка. – Мы себя изменить в лучшую сторону не можем, курить никак не бросим. Куда нам систему ломать?.. С какой коррупцией бороться? Это все сказки для детей. Нам именно это и остается – выгребать по чуть-чуть дерьмо с каждого дома, писать о проблемах свои ничтожные статейки и надеяться, что эти коррупционеры во власти обратят внимание на них и соизволят исправить. При этом быть презираемыми всеми, ведь мы – продажные и лживые, снимаем сюжеты по заказу, обливаем грязью по указке, превозносим с чувством отвращения внутри.

– Все, не грузи, – отхлебнул пива Сергей. – Знаешь, я недавно кое-что понял, одну из самых важных вещей, одно из основополагающих правил.

– Ну и? Не томи душу.

– Жизнь нужно прожить так, чтобы никому не сделать зла. Я имею в виду, большого зла… Ну, грубить в маршрутках и ругаться матом в очереди можно.

На этих словах оба засмеялись, разговор пошел в шутливом русле. Тяжелое неопределенное чувство внутри стало проходить с увеличением количества выпитого алкоголя. Друзья обсуждали компьютерные игры, вспоминали свои любовные похождения, делились планами на будущее. Сашка хотел взять подержанную машину, потому что Настя настаивала, а Сергей мечтал, чтобы прошла голова, которая все болела после травмы.

* * *

Справедливость – явление намного более неизведанное, чем призраки, инопланетяне и бургеры из Макдоналдса. Одни утверждают, что ее не бывает, что понятие это выдумано людьми для успокоения. Иные говорят, что справедливость неотвратима и преследует по пятам, наказывая за каждый неверный шаг и поступок. Сергей придерживался мнения, что люди просто не в силах увидеть всю многогранность этого мира, чтобы понять взаимосвязь, почему один человек получает желаемое, а другой – нет.

В начале ноября случились первые заморозки. Земля затвердела после обильных октябрьских осадков, покрылась серебристой пленкой, сверкающей на солнце, морозный воздух мягко и приятно проникал в легкие, желудок холодило и хотелось есть, степные ветра перестали терзать город на короткое время. Погода чудесными видами за окном звала прогуляться. У Сергея был выходной, он валялся до обеда, читал о войне, чистил компьютер от ненужных файлов, пересматривал старые фотографии. Во второй половине дня захотелось побродить по знакомым с детства восточным кварталам. Он напялил шапку и легкую ветровку.

Улица встречала еще ярким, но уже почти не греющим солнцем, запахом канализации, доносившимся из подвала, сломанной лавочкой и гигантскими тополями во дворе. Тополи хороши осенью и зимой, когда с них не летит пух, а в конце мая эти замечательные деревья, видимо, чувствуют себя овцами и дают свою специфическую шерсть людям. Серега шел дворами, где жили многие его знакомые, мысленно передавал всем привет. Вышел к трамвайным путям и пошел вдоль них, радуясь свежим, как воздух, мыслям, строчкам стихов, для которых всегда не находилось блокнота и ручки. «То, что не пишу, граничит с гениальностью», – вспомнил Литвинов отрывок стиха, который слышал в универе. В чистом небе метались стаи птиц, будто не могли определиться – улететь им или остаться.