Ольга Краузе - Катькин сад. Повесть

– Вася, мы в Афганистане воюем, это от Родины далеко.

– Много ты понимаешь! Раз там воюем, значит там наша Родина и в опасности! Нет, что-то мало я капелек приняла. А ты закусывай, на пахлаву налегай, она свежая, а тебе поправляться надо. Вот потому-то я любого воина-спермоносца без визгу удовлетворить готова, чтобы наша Родина… Эх! Былааа бы наша Рооодина богааатой и счастлииивою, а выыыше счастья Рооодины нет в мииире ничегооо!

Порнофильмы Нифертетка не любил.

– Может, как инструкция, это кому-то и нужно, а я в натуре такого насмотрелась, что и тратиться не стану. То ли дело искусство, где переживаешь за любовь, за их страдания. Я переживать очень люблю и, чтобы с музыкой.

Кто видел Нифертетку серьезной, без этой театральной маски восторженной идиотки? Почти никто. Гишпанец однажды сподобился – зашел некстати. Вася, молча, запустил его, буркнув:

– Тапки знаешь где.

– У тебя неприятности? Может, я уйду?

– Ага, как неприятности, так все разбежались! Нет уж, сиди, терпи меня!

– Да, что стряслось?

– А почти ничего, кроме того, что полтора года каторжных трудов собаке под хвост! О-бо-кра-ли! Разве не видишь? В доме пусто, голяк! Ни видика, ни телевизора, ни-че-го! Все подлюка вынес за мою любовь! А я ж еще и видеокамеру в комиссионке тока вчера приобрела, даже инструкцию прочитать не успела. У меня инструкцию Эдвин забрал переводить. Там на французском. Кофе будешь? Я теперь только кофе пью, мне трезветь пора. А тебе накапаю, если хочешь.

– Давай кофе, я тоже с тобой потрезвею. Ну, раз ты в курсе, кто тебя обчистил, то не все потеряно.

– Ой, ты же знаешь, что нам, таким странным людям, в милицию лучше не соваться.

– А ты в милицию и не суйся. У тебя столько друзей военных, неужели за жабры его не прихватят?

– То-то и оно, что он сам военный!

– Тем более!

– Да кому там надо из-за меня с кем-то ссориться, отношения портить? Кто я, а кто он! Я для них так, отхожее место. Обидней всего, что сберкнижку, гад, уволок. Она в одной коробке с кассетой заныкана была.

– Книжка на предъявителя?

– Не, на мое имя.

– Тогда с этого и начнем. Одевайся, бери паспорт и пошли в сберкассу книжку восстанавливать. Он с нее не сможет снять ни копейки.

– Ой, ты мне такое утешение и надежду даешь! Надо накапать.

– Вася, потом накапаешь. Тебе сейчас в кассе на людей дышать.

– Ага, главное запомнить: y меня ни кто ничего не крал, это я ворона!

Сберкнижку Вася восстановил, написав заявление, что утопил ее случайно в Фонтанке, обронив сумку с Аничкова моста. По паспорту он, действительно, оказался Василием, а назван так в честь фронтового товарища своего отца.

Вернувшись домой Нифертетка напился и плакал у Гишпанца на груди.

– Ну, некрасивый я, знаю! И что Чуркой-Гамадрилом дразнят меня за спиной, тоже знаю. Хорошо, меня нельзя полюбить, мной можно только пользоваться! Так я же не против – пользуйтесь! За что же в душу-то плевать? Все, больше никаких гостей! Работать, работать и еще раз работать!

И он работал без продыху, и не принимал гостей, пока ему не вернули телевизор и видеомагнитофон.

Вернуть награбленное помог Гишпанец. С Васей у них было довольно прочное братство по причине все той же классификации по расовому признаку в среде «голубого профсоюза». Гишпанец водил трамвай. Работа сменная, а значит, что в некоторые будние дни он оказывался выходным. Вот в такие свои выходные, Гишпанец прошелся по комиссионкам с техпаспортами от васиных пропавших сокровищ и сверил номера, имеющегося там товара. Комиссионок, торгующих зарубежной техникой было не так уж и много. Двух дней Гишпанцу хватило для обнаружения пропажи.

Скандал поднимать не стали. Разобрались между собой. Вора обнародовали среди своих, и больше в Катькином Саду он не появлялся. А мы, как и прежде, засиживались у Нифертетки за просмотром продукции тлетворного Запада.

В разгар перестройки, если бы Нифертетка многих из нас не подкармливал, нам было бы не выжить. Его манты вспоминаем до сих пор.

Большие черные глаза, смоляные волосы до плеч, орлиный нос и море обаяния. Наша компания называла его Ворон. Что за напасть выгнала такого красавца из Харьковского университета, где он изучал французский язык и литературу, на берега Невы – мы не знали. Промаялся он у нас изрядно. Много рисовал. Жил то у одного, то у другого.