Андрей Барабанов - Город Lesobon. «Мемуар» советского школьника

– Тебе нравится «Ну, погоди»?

– Да.

– Мне тоже

– Ты умеешь кататься на велосипеде?

– Нет.

– Я тоже. Но учусь.

Дружба наша была недолгой. Ее родители тоже вскоре переехали. Но не на Запад. Прапоры редко уезжали дальше Хазаровска. Все таки не офицеры. И не солдаты. Так, что-то среднее.

Прапорщика Гейта перевели в поселок неподалеку от Лесобона. Он в пылу пьяной горячки размахивал пистолетом перед своей женой и несколько раз пальнул в потолок. От греха подальше его отправили в соседнюю часть.

Нину я нечаянно встретил в пионерлагере им. Горького, расположенного рядом с Лесобоном, будучи уже третьеклассником. Мы посмотрели в глаза друга друга… И смущенно разошлись, будто между нами была какая-то тайна.

Где ты, Нина? Отзовись…

1 сентября, линейка, урок Мира и прочие обязательные атрибуты. Все, как обычно. Чего-то особо яркого, запоминающегося в первый школьный день не произошло. Если не считать того, что один мальчик из нашего класса описался, не дотерпев до перемены. Он просился, но учительница не пустила.

Первый день школы подарил мне приятелей Вовку Антонова и Димку Васильева. Они тоже жили в гарнизоне, но дружили со мной неохотно. К тому времени я уже был сыном «разведенки», и их мамы не поощряли наше знакомство. Они считали, что в неполных семьях растут трудные дети.

Васильев вскоре уехал на Запад, а Антонов остался, так как был сыном прапора. Вовка вынужден был еще более сблизиться со мной – дружить ему особо было не с кем. Впрочем, настоящей дружбы у нас так и не вышло. Но так уж получилось, что в одном классе мы проучились до окончания школы, а потом еще и вместе закончили техникум. И везде между нами была какая-то дистанция.

Но как-то он пригласил меня на день рождения. Почему – не знаю, может, за компанию, чтобы не скучно.

Было это во время учебы в техникуме. Отварная картошка, тушенка, салат из огурцов с помидорами, самогон – вот и все угощение. Но ничего, посидели, выпили, поговорили. Потом пошли провожать нашего однокурсника на автобус. С нами пошел отец Антонова. Подозревал, наверное, что непонятно с чего захмелевшему (взрослые нам разрешили выпить три рюмки) Вовке нужна будет помощь. Когда пришли, Антонов сел на скамейку и встать больше не смог. Домой мы вели его с отцом, взяв под руки.

Антонов стал прапорщиком, продолжив династию. Пить он так и не научился.

Вообще то его звали Руслан, а с фамилией была полная неразбериха. Как и с отцовством. Одни учителя его называли Дорохов, другие Пищук… Какая фамилия была истинной, я не знал. Да это меня и не интересовало. Ну, Руня, и Руня. Жил он в гарнизоне, в деревянном двухэтажном доме. Таких домов там было два, их звали «деревяшками». Добрая половина обитателей этих домов состояла из алкашей.

Руня рос достаточно крепким, потому что аппетит был у него отменный и питался он хорошо. Его мама мыла посуду в гарнизонной столовой. Он обедал (а зачастую и завтракал, и ужинал) у нее на работе. В школу ходил редко и еле-еле дотянул до 8 класса. Однажды я нарисовал его в виде вратаря, пропустившего шайбу, и он меня побил.

Тогда, когда я получил несколько тычков от Руни, я впервые понял, что такое предательство. Я рисовал Дорохова-вратаря будучи в гостях у другого приятеля – Рычагова. А тот потом, как выяснилось, этот рисунок показал Руне.

– Ты че меня нарисовал? – гневно спрашивал он. Потом ему надоело мое молчание, и он ударил меня в лицо. Я поднял с земли кирпич и пошел на него.

Он испугался, попятился и крикнул:

– Брось!

Я бросил кирпич ему под ноги, развернулся и пошел домой. Через какое-то время, обернувшись, увидел, что Рычагов стоит на том же месте и, не моргая, смотрит мне в след.

Познакомился я с ними настолько органично, что не помню как. Денис Брокин, Виталя Медов, Руся, Серега Рычагов, Пашка Таров, Одесса, Руня – мы не были закадычными друзьями. Сбились в стаю, видимо, мы потому, что относились к одному социальному слою. Сыновья матерей – одиночек, прапорщиков, из многодетных семей. Пашка – тот вообще рос с братом и отцом. У кого-то отец сидел, у кого-то – ушел из семьи и т. п. Большую часть нашего времени занимала улица. Не беспризорники, но почти.

Условия и условности заставили нас сблизиться. Мы могли играть вместе, ходить в кино, бродить по окрестностям Лесобона, купаться в Миссури, загорать. Но мы не были одним целым, не были друзьями в полном смысле этого слова, так – приятели. Даже в драку друг за друга не вступали.