Наташа Тень - Случайности

Около восьми вечера в дверь позвонили. На пороге стоял паренек-курьер в фирменной ветровке и кепке.

– Александра? – деловито осведомился парень, добавляя фамилию девушки.

– Да, но я ничего не заказывала, – поспешно отвечает она.

– А и не надо. Для вас посылка от… – он заглядывает в блокнот, замешкавшись, затем называет полное имя Полины.

Саша не в силах вымолвить ни слова.

В небольшой, размером с обувную, коробке оказывается стопка писем. На каждом конверте подпись: родителям, бабушке, Карине… Всего восемь штук. Верхний кажется несколько толще остальных. «Саше».

…письмо из прошлого…

…когда она писала его, была еще жива…

…но уже знала…

Саша тщетно пытается унять дрожь в ладонях. Сердце бьется так сильно, что кажется, она слышит его удары. Но лучше успокоиться. Читать внимательно и главное долго. Пусть голос подруги будет слышен и звучит как можно дольше. Медленный выдох, и девушка разворачивает свой конверт.

***

Письмо.

Саша! Я не знаю, как начать это письмо.

Понимаю, сколько боли доставляет всем вам мой эгоистичный (иначе не назовешь) поступок. Страшно даже представить, как переживают родители. (Об этом стараюсь вообще не думать). К счастью, у них есть близнецы. Я специально ждала их рождения. Потом еще полтора года, чтобы не привязывать мою смерть к их рождению.

Да, как видишь, мой поступок более чем обдуман. Несмотря на это, объяснить его кому-либо крайне сложно. Я расскажу тебе. Понять ты не обязана… но попытайся. Пожалуйста. Ради того, чтобы не винить меня, не считать слабой. Я люблю тебя и не хочу, чтобы моя смерть оставила у тебя неразгаданные вопросы. Я знаю, каково это – мучиться от незнания того, все ли сделал правильно. Не хочу обременять вас ни надеждой, ни чувством вины. Ребятам также можешь показать это письмо, а родителям… Даже сейчас пишу эти строки и не могу решить. Думаю, если ты не сочтешь иначе, им лучше не знать. В их письме я не написала правду.

Прошу тебя, не делай поспешных выводов, пока не прочтешь до конца. Знаю, ты не склонна к такому и осуждать меня не станешь. Большинство – возможно, но не ты. Что ж, вступление затянулось. Приступаю.

Все началось, когда мне было пятнадцать. Ты помнишь это время? Стояла яркая, непривычно жаркая осень. Илья к тому времени уже нашел нашу крышу, мы пускали с нее бумажные самолеты, а потом собирали те, что не улетели далеко, чтобы никто не догадался, откуда они взялись.

Саша улыбается. Конечно же, она помнит ту осень. Такую счастливую, первую взрослую осень. Когда они целыми днями болтались, где хотели. Когда все вдруг начали влюбляться, оказывать знаки внимания уже не в виде дергания за косички.

Тогда же я познакомилась с ним. (Не называю имени, потому что не хочу давать не единой зацепки, чтобы найти его). Не важно, как и где мы встретились. Я не писатель, не смогу рассказать так, как оно того заслуживает. Все было слишком просто, чтобы поддаваться хоть сколько-нибудь красочному повествованию. Не прозвучало фанфар, сердце мое не забилось быстрее от первого же его взгляда, у меня не путались (поначалу) мысли. Нет! Это не было яркой первой влюбленностью. Мы просто встретились.

Мы просто принадлежали друг другу.

Я никогда не сомневалась в его любви. Не боялась, что делаю или говорю что-то не то. Часами мы гуляли, держась за руки, сидели в обнимку, говоря ни о чем. Быть может, ты замечала, я не люблю ходить за руку с кем-либо. Это от того, что прикосновения рождают воспоминания. Не могу забыть, как он впервые взял меня за руку, словно позволив полюбить себя.

Каким стало бы наше будущее? Наверное, слишком счастливым. Сделала бы всепоглощающая любовь друг к другу нас эгоистичными слепцами? Сгорели бы наши сердца от переизбытка чувств? Верно, наша любовь нарушала мировую гармонию, раз судьба сочла нас недостойными, а ее невозможной. Ты сейчас наверняка читаешь эти строки и удивляешься. Но мне тогда едва исполнилось пятнадцать лет. Мы познакомились через четыре дня после моего праздника. Он же был значительно старше…

Так или иначе, мы с самого начала знали, что любим и что все слишком сложно. Главным образом потому, что не было никаких сил расстаться. Нужно было видеть друг друга, питаться нашим чувством. С тех пор лишь оно одно заставляло наши сердца биться.

Он не был героем Набокова, чтобы легко отнестись к данной ситуации. Но и любил меня слишком, чтобы оставлять время на сомнения. Называл «малышкой» (до сих пор чуть не плачу, слыша это обращение), и мы улыбались, понимая всю двойственность сказанного. Каждая встреча несла оттенок непроизнесенной вслух грусти.