Владимир Лебедев - Записки нормального человека и размышления его попугая

Стартер Истории.

Коробка скоростей Истории.

Тормоз Истории.

Багажник Истории.

Кузов Истории.

Капот Истории.

Коробка скоростей Истории (Это я уже говорил!)

Ручка для завода Истории.

Да что я: «Истории и Истории!»

Я пощипывал перышки на катькиных голубых щеках с черными пятнышками, а она, склонив голову набок, зажмурилась от удовольствия, когда за окном появилась эта шпана-синица, словно с надвинутой на глаза черной кепочке.

– Неужели тебе не хочется за границу? Слетать в туристическое путешествие, посмотреть мир? – прочирикала она. – У тебя ж есть законные права, ты же австралиец!

– Нет уж: обращаться к этому проклятому треугольнику, фотографии, справки, а потом этот райком!

– Неужели ты даже не представляешь, что такое свобода?

– Отчего же? Я знаю, что такое свобода. Я видел ее однажды. Хочешь, я расскажу тебе. Ты поймешь меня.

И я зачирикал свою незамысловатую повесть.

Это было еще прошлой осенью. Хозяин только что купил меня. Однажды, когда он чистил клетку и оставил дверцу незакрытой, я выбрался из нее и полетал немного по комнате. Картинка, вырезанная из журнала «Огонек» и приклеенная на стену, нисколько не обманула меня, хотя там и была довольно натурально изображена раскрытая дверь, солнце, упавшее на пол через нее, и даже дымок от папиросы и люди, стоящие в дверях, меня не испугали, я увидел, что это маленькая картинка и не более. Другое привлекло меня куда больше и в то же время обмануло. Это было голубое чистое небо, и я полетел на свет. Я больно стукнулся клювом обо что-то твердое и обалдел, я упал. Я никак не мог постигнуть, что небо такое твердое. Я в беспамятстве бился крыльями об это твердое небо и там, и тут, стараясь его проломить. Было больно и глупо, но я не мог прекратить так просто свое сопротивление. И тут я неожиданно провалился куда-то. Я бы разбился наверняка об землю, но, очнувшись от обморока и замахав крыльями, я понял, я на свободе. Я увидел стену дома, быстро росшую все выше и выше с бесконечными окнами клеток, а внизу небольшую площадку с деревьями. Я так был измотан этой борьбой, а от долгого сидения в клетке совсем разучился летать, и хоть я отчаянно махал крыльями, все же стремительно падал. Кое-как мне удалось спланировать на ближайшую ветвь и я решил отдышаться.

Я взглянул вверх и увидел на балконе моего Хозяина с клеткой. О прикручивал пустую клетку с открытой дверцей к форточке.

– Нет уж, дудки-с! Обратно меня не заманишь! – подумал я. Перепархивая с ветки на ветку, я удалялся от злополучного дома, где ничто мне не было дорого.

Была осень. Остроконечные желтые листья создавали иглистый золотой интерьер. Такой красоты я еще не видел ни в одной клетке. Было холодно, недавно прошел дождь и потому было сыро, свежо и промозгло. Но основное, что я почувствовал довольно скоро, был голод. Там, в клетке, что скрывать, у меня всегда была полна кормушка овса, проса и разных там витаминов (так называл Хозяин семена подорожника). И еще он давал мне всегда зелень. Нет, бывали иногда перебои… Но жаловаться на это просто грех!

Я попробовал было подлетать к голубям и воробьям, которым насыпали какой-нибудь дряни, но разве можно было там чем-нибудь поживиться. Я еле уносил свои крылья. Меня чуть не заклевали эти так называемые голуби мира. Нет! К борьбе за собственное существование я был положительно не способен. Слишком я был избалован. Теперь я пропащая птица! Птица, не способная жить на свободе! Как ни горько, в этом себе приходится признаться, но это так, – думал я, жуя горький кленовый лист.

Стало еще холодней, начало смеркаться. Я сидел, нахохлившийся, продрогший и голодный на одной из веток липы.

Это был довольно красивый сквер, хоть мне было и не до красоты. Вдруг я услышал детский голос:

– Папа, идем сюда, я покажу тебе зверства! – тянул мальчишка своего отца за руку. Я притаился. Среди желтых листьев я был незаметен

– Идем, идем! Вот сюда! – говорил он тем же таинственным странным шепотом и показывал на что-то черневшее в траве.

– Ну вот нашел на что смотреть! Это – мальчишки, – сказал отец. – Пошли же! Нам некогда.

Когда шаги затихли, я слетел вниз и то, что я увидел там заставило меня оцепенеть от ужаса. Я увидел оскаленную в немом истошном крике мертвую кошачью голову. Ее глаза, казалось, выскакивали из глазниц, мокрая шерсть на голове кое-где слиплась, и из-под нее начинал проглядывать голый череп. В горло ей был воткнут здоровенный острый сук.