(Александр Гитович «Ленинград»)
Траурные санки, конечно, являлись в любой части города. Но вид их на некогда фешенебельном Невском проспекте был особенно жутким.
* * *
Однако все самое страшное закончилось – блокада, голод, сталинский террор. В 1952 году с Невского сняли трамвайные рельсы. В 1955-м под Невским запустили первую линию метро.
Литература Невского проспекта сделалась спокойной, темы – отвлеченными. Появились попытки осмыслить проспект как некое многовековое достижение. Ираклий Андроников писал о проспекте: «В целом мире нет такой улицы! Красивой. Широкой. Прямой как стрела. Построенной великими зодчими и всегда полной кипучей жизни. Невский проспект – это чудо градостроительства и, как сказал Гоголь, «всеобщая коммуникация Петербурга».
Нет, это не случайное соседство домов. Это – единое целое. И гармония эта достигнута прежде всего соразмерностью, точно найденными пропорциями. Гляньте! Как отвечают друг другу высота зданий, образующих ровный строй, и это певучая ширина улицы!
Невский проспект – это понятие. Целый мир представлений. Великий памятник русской истории. Русской культуры. Архитектуры. Наша национальная гордость. Проспект, который в продолжение двух с лишком столетий был центром духовной жизни России.
Совместный труд зодчего, скульптора, каменщика, плотника, штукатура, лепщика, позолотчика, слияние усилий, выразивших гений народа, – вот что сообщает Невскому проспекту такой строгий и стройный вид. А впереди, если двигаться к центру города, путеводительный шпиль, Адмиралтейская игла, которую воспел Пушкин».
Соответствовали и поэты. Вот, например, стихотворение Г. Алексеева «Последний Кентавр» (1960-е годы):
Гнедой,
сытый,
с широким крупом,
галопом проскакал по Невскому.
Народ тепло приветствовал его.
Остановился на Аничковом мосту
и долго разглядывал
коней Клодта.
Иностранные туристы
фотографировали его прямо из автобуса.
К чему такая сага – непонятно. Какие такие в то время были проблемы у Невского – непонятно тем более.
А затем, легко, как рысь,
вдоль по Невскому пройдись!
(Лев Горбовский)
Но на Невский, как бывало,
вывел даму удалой ее валет.
(Александр Величанский)
На Невском я встретил друга,
Он как бы пахал без плуга.
(Олег Григорьев)
Вероятно, во всем этом проявлялась радость по поводу новой, относительно спокойной жизни. Этакое отдохновение перед очередными потрясениями, явившимися нам (а в том числе и Невскому проспекту) с десяток лет тому назад.
«Аглинские белые лайковые перчатки»
Невский проспект, 1
На Невском нет неинтересных домов вообще. Возьмем хотя бы дом №1 (первый по левую руку). Это место прославилось еще при Екатерине Второй. Именно тут располагалась мастерская, в которой скульптор Этьен Морис Фальконе создавал знаменитого «Медного всадника» – памятник Петру Первому, по сей день украшающий Адмиралтейскую набережную и почитающийся одним из главных символов Санкт-Петербурга. Именно здесь на высоченный деревянный постамент (который имитировал будущий постамент, гранитный) взлетал на жеребце Бриллианте знаменитый наездник Афанасий Тележников. Взлетал – и на секунду замирал в определенной позе (той самой, что мы видим на готовом монументе).
Естественно, что это упражнение он повторял десятки раз, прежде чем обстоятельный французский скульптор сделал все необходимые наброски.
А в скором времени на этом месте выстроили новый четырехэтажный дом (правда, впоследствии надстроенный и переделанный), и петербуржцы забыли о родине любимого их монумента. Тем более, что в этом здании появилось такое соблазнительное новшество, как трактир «Лондон». Что ж, выбор названия вполне понятен – и Лондон и Санкт-Петербург славятся дождем, туманами и сплином.
Реклама извещала: «Здешний содержатель трактира города Лондона Георг Гейденрейх уведомляет почтенную публику, что он с 1 числа мая сего 1781 года перевел сей трактир в собственный его дом, стоящий по Невской перспективе, насупротив адмиралтейства… построенный по образцу иностранных гостиниц, где все приезжие сюда найти могут как для себя, так и для свиты своей всевозможные выгоды, коих они в партикулярных домах получить не могут».
Об одном умолчал содержатель гостиницы – об изобилии всякого рода коммивояжеров, осаждавших постояльцев прямо в номерах. Бытописатель П. Л. Яковлев провел эксперимент. Чтобы понять, как чувствует себя приезжий в стольном городе Санкт-Петербурге, взял да и поселился в той гостинице, словно приехавший из тихой, неиспорченной глубинки. Яковлев рассказывал об этом с возмущением: «Сейчас выгнал от себя целую толпу спекулаторов. Лишь только я возвратился в свою комнату, является ко мне француз, напудренный, в очках и с узлом в руке. Кланяется, развязывает узел и между тем исковерканным русским языком объявляет мне, что пришел чистить мне зубы, что у него чудесный порошок, прелестные щеточки и зубы всякого рода: перламутровые, серебряные и проч., и проч. В удивлении, в безмолвии рассматриваю я его фигуру. Он подходит ко мне, просит садиться, я сажусь, а он просит меня открыть рот и опять уверяет, что никто лучше него не умеет чистить зубы. Я встаю и весьма учтиво прошу его оставить меня в покое; он начал было опять говорить о своих щетках и порошках, но я указал ему двери. Он ушел, но вслед за ним является итальянец с духами, помадою и проч. За итальянцем – портной с готовым платьем; за портным – извозчик с предложением карет и дрожек; за извозчиком является фокусник – жид; через пять минут – бедные с аттестатами, подписками и комплиментами».
Читать дальше