Антонина Евстратова - Прощать любимым. Роман, основанный на реальных событиях

Любопытных набралось полная изба. Те, кто моложе, сидели даже на печи, спустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.

Никто не верил, что тарелка заговорит, со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

– Все это брехня! – говорили одни.

– А может не брехня! «Обождем, осталось ждать не долго», – говорили другие, размахивая руками.

Фекла, маленького роста, тощая, но очень проворливая, всегда была впереди всех, и к тому же очень любопытна. Она, как хозяйка избы, могла позволить себе всё, подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило всех собравшихся затихнуть и насторожиться.

В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.

В это время, из тарелки прорвался властный, могучий твердый баритон диктора Левитана. – «От советского информбюро».

От неожиданности Фекла свалилась на рядом стоящих людей и заорала благим голосом:

– Дьявол, бабыы! – поднявшись с пола и расталкивая собравшихся гостей, размахивала руками, – пропустите меня, пропуститеее!

Еле успокоили ее, но после, спустя даже несколько лет, она всегда вздрагивала и матерно, смачно ругалась, когда внезапно включалось радио: – Чё орешь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез. – Ну, и Фекла, черт бы тебя побрал, рассмешила всю деревню!

Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась война с голодом, он уносил человеческие жизни каждый день.

– Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, – с горечью говорила Матрена, – за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего ему быть? – В огородах сеяли только тыкву и огурцы, вместо клубней картофеля ложили от него очистки, недаром говорят: «Что посеешь, то и пожнешь»!

С весны и почти до первого снега, люди, как животные паслись по холмам, полям и пашням, в надежде набрать хлебных колосков или мерзлой картошки. И если кому-то посчастливилось набрать узелок колосков, прятали под самые интимные места от посторонних глаз. После шелушили, жарили и ели по зернышку, утоляя голод. До сих пор ощущается вкус жареной пшеницы и ржи и, кажется, нет ничего вкуснее!

Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Доносчиков было много и все друг друга боялись.

Ели все, что летало, бегало, ползало и ходило. Кошек, собак и даже крыс, в деревне не осталось.

В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбу подолами своих платьев, рубахами и платками. После, жарили без масла на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей.

Матрена выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс, на столе у себя не могла представить.

– Лучше умрем, но такого не допущу! – говорила она.

Еще при жизни ее мужа, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж был мастером на все руки, но болезнь его скрутила, а шкура так и осталась нетронутой, высохла в сухарь, и про нее давно забыли.

Тоня с Юрой младшим сыном Матрены хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде что-нибудь найти из овощей и когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет: – дети, идите есть!

В этот день, играя в прятки, Тоня спряталась за дверью, где весела шкура, от прикосновения к ней она испугалась и закричала:

– Мама здесь «Бирюк»!

Матрена поспешила к ней и увидела за дверью у самой стены, что-то накрыто тряпкой, которая по сроку давности истлела. Она вспомнила, как муж оставил эту шкуру для выделки на сапоги.

Как же она была рада, что не выкинула ее раньше.

Сейчас же она отрезала от шкуры кусок, опалила шерсть, два дня вымачивала в воде, а после сварила холодец.